Читать «Ищем человека: Социологические очерки. 2000–2005» онлайн - страница 261

Рисунок 1.

Индекс социальных настроений и некоторые его компоненты, 1994–2004

(Разность между числом опрошенных, выбравших позитивные и негативные суждения относительно указанных вопросов, %)

После общественно-политического перелома 1999–2000 годов, стимулировавшего явный рост социальных надежд, такие колебания практически постоянно происходят в зоне позитивных значений, примерно на 20 процентных пунктов выше нулевой линии. (Единственное исключение за последние годы – падение показателя «настроения в последние дни» до отрицательных значений летом 2000-го, явная реакция на поведение президента после катастрофы «Курска».)

Вряд ли было бы правильно трактовать перемену общего «тона» социальных настроений в 1999–2000 годах как признак какой-то высокой «политизированности» российского общественного мнения. Скорее это показатель устойчивого патернализма, чуть ли не мессианского ожидания персонального «спасителя» после череды разочарований в политиках и политических комбинациях предыдущих лет. Причем, что весьма важно, с самого начала критерием оценки патерналистского доверия явились не какие-либо достигнутые успехи, а надежды на успехи будущие (как известно из текущих исследований, такая расстановка факторов одобрения и поддержки президента сохраняется до последнего времени). Соответственно критерием обоснованности таких надежд оказывается не столько сопоставление с перспективными целями, сколько контраст с прошлыми неудачами в различных сферах, далеко не только экономическими или потребительскими. Чуть ли не внезапно возникшее и все еще устойчивое массовое «легковерие» по отношению к носителю высшей власти объясняется еще и тем, что в условиях вынужденного политического «воспитания бедствиями» уровень общественных притязаний оказался весьма невысоким.

Если проследить взаимные соотношения настроений в двух последних волнах «Советского человека», можно заметить изменения в смысловых корреляциях «надежды »: в 1999 году респонденты, отмечающие эту позицию, чаще всего указывают еще ожесточение (21 %), усталость (19 %), страх (18 %), растерянность (17 %). А в 2003 году у надежды уже совсем иные главные «попутчики»: свобода (25 %), уверенность (22 %), чувство собственного достоинства (19 %). Правда, упоминания усталости и безразличия столь же часты (20 %), и именно с этими фоновыми чувствами по-прежнему теснее всего (около 50 % сочетаний) связаны переживания обиды, растерянности, отчаяния, ожесточения.

Из набора более социализированных чувств возьмем «зависть» – категорию, в которой суммируются оценки положения других лиц и групп, вариантов социальной мобильности и др. Как видно из таблицы I, распространенность чувства зависти не изменилась за последние годы, а заметно более редкие упоминания этого чувства как собственного переживания, видимо, свидетельствуют о том, что такое переживание люди не склонны демонстрировать, как бы стесняясь его. Однако обращение к предметам зависти позволяет заметить некоторые особенности распространенных в обществе и довольно устойчивых ориентаций.