Читать «История тела Том 3» онлайн - страница 82

Однако инициативу по контролю рождаемости женщины взяли в свои руки, главным образом, с приходом в их жизнь абортов. Нельзя сказать, что аборты считались во Франции способом регулирования рождаемости. Напротив, они становились «сеткой безопасности» лишь в том случае, если мужская предусмотрительность давала сбой. Лишь с наступлением «прекрасной эпохи» начинаются обсуждения проблемы уменьшения населения среди врачей, моралистов и политиков, только тогда с ужасом обнаруживших масштаб бедствия. На тот момент уже насчитывается 30 000 абортов в год, и их число удвоилось между 1900 и 1914 годами. Оно удвоится еще раз и в межвоенный период, но не превзойдет 200 000, тогдашнюю нижнюю границу прогноза медиков и приблизительную оценку среднего числа добровольных прерываний беременности начиная с их легализации в 1975 году. Иными словами, аборт стал повседневной мерой уже в то время, когда за него полагалось жесткое наказание. Неудача «преступных» законов показала в том числе и то, что аборт стал общественным явлением. Оно затрагивает женщин всех слоев населения: горожанок и крестьянок, в первую очередь незамужних, но и состоящих в браке (более чем в трети случаев), а также вдов, разведенных и живущих в фактическом браке. Конечно, идут на аборт наиболее просвещенные, а неосведомленность — главное препятствие на пути к совершению такого поступка, но многие узнают о подобной возможности в рамках повседневного общения: у членов семьи, у друзей и коллег, по «сарафанному радио» и из любезных предложений «мастериц делать ангелочков».

В первой половине XX века наблюдается распространение абортов по рациональным соображениям. По мере того как женщины прельщаются современной им фармакопией, в особенности эмменагогами, очень популярными в 1900‑е годы, их все меньше привлекает народная медицина с ее отварами из полыни или влажными компрессами из льняной муки. Они прибегают также и к внутриматочным вмешательствам, которые оказываются крайне эффективными: 26% делают аборт с помощью перфорации стенки матки, а треть — путем инъекций, этот способ все больше распространяется после 1914 года. Тем не менее все эти виды вмешательств в 80% случаев требуют сплоченного участия посторонних лиц — медиков–профессионалов, «мастериц делать ангелочков». При поддержке этого набора специалистов женщины вступают в эпоху безопасных абортов: операция делается на все более ранних сроках и очень редко после третьего месяца, щипцы уступают место тонкому зонду, английская полая игла облегчает инъекции, а инструменты все чаще дезинфицируют, чтобы избежать смертельных инфекций. Хотя аборт — дело женское, мужчин о нем все чаще ставят в известность, но они предоставляют полную свободу своим подругам в том, чтобы пройти через это тяжелое испытание, которое может оказаться смертельным. Нежелание иметь ребенка, однако, оказывается сильнее страха перед страданиями или болезнью. Даже если не усматривать в абортах повседневный феминизм, как это делает Ангус Макларен, можно сделать вывод, что женщины, совершающие аборт, утвердились в отказе от опеки над своим телом — как со стороны супругов, так и со стороны медицины и религии. В отличие от Франции, где наказания за аборты все ужесточались (начиная с закона от 23 марта 1923 года до Семейного кодекса 1939 года, а позднее, при режиме Виши, по закону от 15 февраля 1942 года, классифицировавшего аборт как преступление против государственной безопасности, карающееся смертной казнью), в Англии, понимая необратимое распространение этой процедуры, предпочли быть более терпимыми, и в 1938 году разрешили аборты в случае бедственного физического и психического состояния женщины.