Читать «История гражданской войны в СССР. Том 1 (Подготовка Великой пролетарской революции (от начала войны до начала октября 1917 г.))» онлайн - страница 24

«Я в наступление ходил четыре раза, только ничего не вышло: не пошли наши полки наступать. Кое-кто пошел, а кое-кто не вышел из окопов, так и я не вылез из окопов».

По сведениям царских цензоров, вскрывавших солдатские письма, больше 60 процентов авторов писало о неуклонном росте пораженческих настроений. Солдаты бежали с фронта, сдавались в плен или сами простреливали себе руки, ноги, чтобы лечь в лазарет.

От диких ужасов войны пускались в дезертирство. Жили в обстановке постоянной травли, в страхе ежеминутной выдачи полиции. И все же предпочитали пребыванию на фронте полуголодную жизнь дезертира, за которым полевые жандармы охотились, как за зверем.

В 1916 году русская армия насчитывала уже более полутора миллионов дезертиров.

Русские солдаты в походе.

И без того тяжелое положение солдат становилось невыносимым из-за самодурства офицеров. Мордобой и угроза постоянных взысканий преследовали солдат на каждом шагу. За малейший проступок подвергали наказанию. Били за ошибки по службе, лупили за не вовремя отданную честь, за недоставленную водку. Калечили в пьяном виде, кровавили носы и в трезвом, срывая на солдате злобу за свои промахи. «Солдатское личико вроде как бубен: чем звонче бьешь, тем сердцу веселей», со злой иронией говорили солдаты по поводу мордобоя в армии.

В письмах, тысячами конфискованных царской охранкой, рассказывается об ужасах и лишениях солдатской жизни:

«Чем дальше живется — тем хуже. Начальство наше душит нас, выжимает последнюю кровь, которой очень мало осталось. Не дождешься этого времени, когда придет конец всему этому…»

Вот строки из другого письма, которого напрасно ждала убитая горем мать:

«Дорогая мамаша, лучше бы ты меня на свет не родила, лучше бы маленьким в воде утопила, так я сейчас мучаюсь».

Все более частыми стали случаи расправы солдат с жестокими начальниками. Ненавистные офицеры гибли в бою, расстреливаемые своими же.

Писатель Л. Войтоловский, наблюдавший жизнь армии, записал солдатскую песню, ярко передающую всю ненависть к офицерам:

Эх, пойду ли я, сиротинушка,

С горя в темный лес.

В темный лес пойду

Я с винтовочкой.

Сам охотою пойду,

Три беды я сделаю:

Уж как первую беду —

Командира уведу.

А вторую ли беду —

Я винтовку наведу.

Уж я третью беду —

Прямо в сердце попаду.

Ты, рассукин сын, начальник,

Будь ты проклят!

Обычно в таких случаях виновники расправы оставались нераскрытыми. Офицеров убивали не только на фронте, но и в тылу, в запасных батальонах. Основа старой дисциплины — страх перед начальством — исчезала. В армии участились случаи прямых выступлений солдат против своих командиров и притом не в одиночку. Вместо безрезультатных, кончающихся обычно трагически индивидуальных возмущений и протестов солдатские массы начали действовать коллективно. Своеобразные «забастовки» уже не раз охватывали целые полки и дивизии. Одно из многих солдатских писем так рассказывает о подобной забастовке на фронте в 1916 году:

«Узнал об этой забастовке начальник дивизии. Приехал сюда в полк и не застал ни одного офицера на месте. Они были где-то спрятаны. Одного только офицера-подпоручика застал на своем месте, которого заставил командовать полком, и приказал сию минуту же идти в атаку. Но и здесь все роты отказались идти, крича: «Давай есть, одевай и обувай, а то воевать не будем или все пойдем в плен». Дело было серьезное и даже критическое. Узнай об этом неприятель, он забрал бы всех нас голыми руками. За нашим полком забастовал Царевский полк, а там и другие полки нашей дивизии. Два батальона одного полка нашей дивизии целиком пошли в плен добровольно… Всех солдат хотели расстрелять, хотели было отобрать винтовки, бомбы и другое оружие, но солдаты не дали, да и забастовали другие дивизии, так что некому и расстреливать: все бастуют… Да и как не забастовать — ходят чуть ли не босые, голодные и холодные, даже смотреть — душа сжимается».