Читать «Истории из лёгкой и мгновенной жизни» онлайн - страница 111

Чувство Родины не исключает трезвого взгляда на вещи, но в итоге оно начинается с того, что…

Нашёл ты себе щенка или котёнка – более гнусного создания и придумать невозможно, кривое на один глаз, хромое на три ноги, полно разнообразной живности, живущей на нём, и ясно, что эта живность его переживёт, потому что само оно явно нежизнеспособно.

Нежизнеспособно – но сразу стало так дорого тебе, что ты сначала моешь его в тазике с тёплой водой – а оно ещё и пищит невыносимо, и царапается своими хромыми ногами. А потом ты едешь в битком набитом автобусе и везёшь это маленькое, но хотя бы уже отмытое чудовище неопределимого пола к ветеринару, а оно всё пищит и норовит вылезти из коробки, в единственную щель высовывая то лапку, то нос, то вглядываясь в просвет сумасшедшим глазиком. В очереди на тебя не без презрения смотрят обладатели дога, удава, королевского попугая, бирманской кошки и орангутанга, но ты держишь стать и уверен в своей правоте. И ветеринар вправляет все эти хромые ноги, и даёт мази, и качает головой: всякое он лечил, но такое – впервые. Но ты-то знаешь, что у тебя лучший в мире котёнок, или щенок, или, чёрт его знает, суслик, – объективно, неоспоримо, непобедимо.

…или с того начинается чувство Родины, что ты вовремя, едва научившись врать и хитрить, бежал из своей деревни, втайне молясь, чтоб никогда сюда не возвращаться – в эту бесцветную муку, в эту извечную работу, в эту грязь, которая подсыхает в июле, – но в конце августа снова понемногу возвращается в своё привычное состояние, потом исчезает под снегом к декабрю, но в феврале, при первой же оттепели, снова вылезает наружу: о, эта непроходимая, вечная, непобедимая грязь, грязь, грязищ-щ-ща.

И ты перебираешься в город, и ты карабкаешься там вверх, как по отвесной стене, и ты закрепляешься там на первом рубеже, всего в метре от земли, и можно спрыгнуть обратно, затаиться там, закопаться, но ты взбираешься на следующий рубеж, и потом ещё на один – и вот случилось чудо: ты впервые летишь за море, или даже за океан, и там ложишься в песок, золотой песок – и сыплешь на себя золотым песком, и думаешь: я смог.

Но потом, взяв уже не помнишь какой рубеж и гладя по голове своё чудесное чадо, вдруг понимаешь, что завтра ты повезёшь его не к золотому песку, а в ту… нет, уже не грязь – а в то огромное счастье, где, рождённый на белый свет, ты прокатился в солнечном колесе своего детства.

И ты жмёшь на газ, и ты подмигиваешь сыну или дочке в зеркало заднего вида: сейчас ты увидишь, сейчас ты узнаешь. И происходит чудо: вдохновлённое твоим вдохновением дитя, заражённое твоим восторгом, – оно находит эти заросли лопухов совершенно упоительными; что там горы «Властелина колец» и планеты «Звёздных войн» – лопухи! Лопухи – это жизнь! Полынь! Чертополох! Прочие вредные растения, сорняки! Сосны стремятся в небо. Если смотреть на них лёжа – они выглядят как космические корабли, которые взлетают, взлетают, уже улетели. Уж переполз дорогу. Или гадюка? Он (или она?) живёт в нашем старом подвале, который уже обвалился, в который едва можно зайти. Но ты разберёшь эти завалы, ты укрепишь эти стены, ты вернёшь этому подвалу тот самый вид, который помнится тебе с того дня, когда бабушка вынесла оттуда самое удивительное в твоей жизни варенье – кажется, из арбузных корок. «Папа, тебя не укусит гадюка?!» Пусть гадюка боится, чтоб мы не укусили её, – мы вернулись на Родину: лучшее место на земле.