Читать «Искусство действовать на душу. Традиционная китайская проза» онлайн - страница 15
Автор неизвестен
Смотри, как за курицей бегает малый ребенок, смотри – и увидишь ты способ правленья людьми. А вот как мальчик бегает за курой: если он наседает, она испугается, если он потихоньку, то она замедляет движенье. Как только он устремится на север, чтоб быстро ее ухватить, она свой ломает маршрут и бежит вдруг на юг. Как только он устремится на юг, чтоб быстро ее ухватить, она свой ломает маршрут и на север бежит. Когда он ее настигает, она от него улетает, когда он помедленнее, то и кура сдает1. Когда же она перестает боятся (спокойно станет), то рядом с ней можно идти; как волна утихают движенья ее, в душе она успокоится, и мальчуган ее съест.
Итак, преследовать людей, отнюдь их не преследуя, есть высшая мера преследованья их. А если взять спокойный тон, то все идут (им заданным) путем и в дверь войдут (назначенную им)2.
Самое важное – это не опустошать их рынков. За ним идет (девиз): «Их не обкрадывать, не жулить». За ним идет (девиз): «Не грабить их, не отнимать».
Когда государь наверху, признавая их труд и благожелателен будучи к ним, он этих людей своих сделать сумеет довольным и мирным народом. Тогда и народ, под ним находясь, свои деньги и силу ему предлагает на трон. И тогда получается то, что и царь и народ друг другу взаимно дают. А если государь опустошает все рынки, то ведь народ давать не станет. А если он давать не станет, тогда правитель будет изощряться в различных каверзах, лишь чтоб у него забрать (что нужно) и, одним словом, обокрасть народ, его надуть. А если он взойдет на трон, чтоб обокрасть, тогда народ насторожится и меры примет против царя. Но ежели, насторожившись, не сможет он добиться результатов, то царь разбойничьим порядком нападет на него и все себе возьмет. Я это называю грабежом, разбоем.
Тогда народ – и это безусловно! – пойдет царем на драку. Отсюда и беда и смута! Непременно!
Лю Ань
Зову скрывающегося
Дерево кассия, кассия чащей растет в укромном ущелье горы, вверх или вниз, или вниз клубится корнями, ветвями переплетаясь. Горное в воздухе, в воздухе чувствуется, и камни высоко торчат здесь. Рытвины, пропасти в грозных, да, в грозных обрывах, и воды стремятся волнами. Стадо и хор обезьяний ревет, ревет здесь, а тигры, пантеры здесь воют.
Лезет наверх он, карабкается за ветками кассии, кассии и, кажется, хочет на век здесь остаться… О почтеннейший мой, вы здесь, да, здесь гуляете все время, не возвращаясь домой! Травы весенней поры уже разрастаются густо; и год вечереет уже, вечереет, и вам уж навряд ли теперь по себе… И летний жучок уж запел, да, запел свою песню «цю-цю…». И воздух, и воздух в горах уже давит на горные тропы, извивы повсюду… Здесь долго остаться, остаться ведь значит в смятенье прийти всем сердцем своим! Здесь боязно, боязно как-то, и оторопь, оторопь как-то берет; мерещатся логовища пантеры и тигра. И заросли разные, чащи, да, чащи густые; трясешься от страха невольно. А скалы, а кряжи, обрывы, обрывы, зубцы! – все камни на камнях, обвалы и груды камней. Колеса корней, да, корней сплетены здесь в узлы, и в чащах деревья ветвями своими сцепились. Зеленым плющом перевиты деревья, деревья, в траве все, все в травах, глушащих безвольною мощью. Олени и лани белеют, белеют порой здесь, то вскакивают на дыбы, то тесно друг к дружке прильнут. Картина такая, что все здесь высоко и страшно, высоко, все горы да камни; и холодно здесь, неуютно, да, плохо, должно быть, совсем неприятно. Здесь живут обезьяны различных пород, да, пород, медведи такие, медведи другие… Вы тварей, да, тварей жалеете этих – и это вам горько… Вы лезете вверх и карабкаетесь за ветками кассии, да, хотите, по-видимому, задержаться ненадолго, ненадолго еще. Тигр и пантера в драку вступают, да, в драку, медведи одни и другие рычат, птицы и звери напуганы ими, боятся, бросают, бегут от своих.