Читать «Искусство действовать на душу. Традиционная китайская проза» онлайн - страница 12

Автор неизвестен

Когда сверхмудрый царь сидит вверху народа, народ не зябнет и не голодает, то дело здесь не в том, что царь пахать умеет и этим кормит свой народ иль что царица ткет и одевает свой народ. Нет, дело в том, что он откроет путь верный к благосостоянью. Вот почему при Яо и при Юе потоп был целых девять лет; при Тане засуха была и тоже длилась семь годов, а между тем в стране никто не был заброшен и не болел. Происходило это оттого, что накоплений было много, предупрежденье зла шло полным ходом, и давно уж. Теперь у нас, внутри морей, Страна вполне единой стала; обилием земли и жителей на ней не уступает Юю, Тану. Прибавим к этому еще, что нет ни засух, ни потопов – небесных бедствий многолетних. А между тем в своих запасах мы отстаем от древних лет. Как это так и почему? Дело в том, что земля обладает еще не использованной своей силой. Земля, что рождает хлеба, не запахана вся целиком, а запасы гористых и низменных мест не проявлены полной чредою, и бродячий наш в поисках пищи народ не ушел еще весь в земледельческий труд.

Когда беден народ, то рождаются подлость и низость. Бедность родится в нехватках; нехватки родятся тогда, когда люди не пашут. Когда же не пашут, то нет и зацепки на земле. А нет раз зацепки на земле, то все из деревни бегут и к дому, к семье уважения больше не знают. Народ стал что птица, что зверь. И будь то высокие стены, глубокие рвы, свирепый закон и тягчайшие кары – не могут они все равно стать удержем для населенья.

Подумаем ведь только, что холод берет от одежды, не требуя, чтобы все было легко и тепло; что голод от пищи берет, не требуя, чтоб все было и сладко и вкусно. Когда ж подбираются к телу и голод и холод, то тут человек уж не смотрит на совесть и стыд. Человек так устроен, что стоит в день ему раз или два лишь поесть, как голоден он; и если год целый не шьется одежда, то он уже зябнет. Представьте ж, что чрево голодное пищи своей не имеет, что кожа иззябшая не получает одежды. Тогда даже самая нежная мать не сможет сынка своего обеспечить. Как сможет тогда властительный князь народ свой считать своим? Разумный властитель, он знает, что это именно так. Поэтому он и старается, чтобы народ прилежал к земледелью и туту. Он снижает поборы и подать, расширяет запасы и скопы. Все это для того, чтоб наполнить амбары, сараи на случай и засух. Поэтому народ ему возможно взять в свое влиянье. Народ – это то, что верховным пасется, как стадо. Стремится он к выгоде так же, как воды, идущие вниз, во всех направленьях, не разбираясь.

Заметим, что жемчуг, и яшма, и золото, и серебро голодным не может их есть, а зябнущий их не наденет, а между тем люди ими все дорожат. Объяснить это надо лишь тем, что в ходу они только у высших.

Ведь какая ж это вещь! Легкая и мелкая, легко ее запрятать. В ладони помещается вполне, и можно с ней вокруг Страны среди морей объехать и не бояться с ней ни голода, ни холода. Она заставит служащего князю легко показать свою спину властителю. Народ же легко будет прочь уходить из деревни. Воров и грабителей есть чем привлечь, беглец-дезертир получит легкий достаток. Просо и рис, холст, шелк рождаются в нашей земле, растут в свое время, с земли собирает их сила людей; не могут они в один день быть готовы. Тяжесть в несколько даней-«камней» – их средний человек не одолеет; воспользоваться этим подлецу не так удобно. Но если хоть на день нельзя достать их, то голод и холод сейчас же настанут. Вот почему разумный государь на первом месте чтит все пять хлебов и ни во что не ценит золото и яшму.