Читать «Искусственный голос» онлайн - страница 21

Нерович был довольно известным писателем. Правда, несмотря на давнее знакомство, читал он его произведения без интереса. Тот, вероятно, это чувствовал и никогда не заговаривал о своем творчестве. Это делало их общение непринужденным, каким-то особенно удобным. Но на сей раз Нерович изменил правилу. Причем в его жестах, в тоне ощущалось раздражение.

— Закончил недавно повесть. Перечитал и, знаешь, захотелось тут же порвать ее. — Он сделал паузу, ловко очистил очередную рыбешку. — Поверь, вещь не хуже других. Скорее лучше. И все-таки бесполезная. Развлечет, не больше. Как, кстати, и все предыдущие. Думаешь, дело в таланте? Нет, брат. Я, может, в этом качестве не уступаю Тургеневу. Только тому было проще. Он созревающую базаровщину наблюдал не торопясь, со вкусом, точно жаркое на медленном. огне. Видел, как подрумянивается, как набирает злость, — во всех подробностях. А сейчас, пойди-ка, разгляди. Нынче мир для художника стал неуловимым. Он выбрал такую скорость, что любой читатель успевает во сто крат больше узнать и пережить, прежде чем писатель выскажется на эту тему. В общем, пока перевариваешь какое-нибудь социальное явление да вынашиваешь образы, начинаешь чувствовать, что тебе уже и удивить-то нечем. Вот и лепишь скороспелки, от которых и самому становится тошно. Поневоле задумаешься, на черта твое творчество нужно и куда себя девать?

Громов смотрел в окно на снующих мимо людей и думал, как много из сказанного Неровичем похоже на только что услышанное в кабинете профессора. «Господи! — вдруг мелькнуло у него. — Да ведь с ним творится то же самое!» От этой мысли ему на мгновение сделалось легче, не так одиноко. Захотелось продлить, усилить ощущение спасительной схожести, едва ли не родства. Он уже готов был раскрыться, не стыдясь своих терзаний, своей неполноценности, но тут же спохватился, вспомнил о неприятной привычке Неровича неожиданно перебивать собеседника собственными откровениями, всегда кажущимися ему более важными. И сразу Громову стало нестерпимо скучно.

«Ну, чего разнылся? — уже с неприязнью поглядел он на приятеля. — Ведь завтра же снесет свою рукопись в издательство».

Не в силах справиться с внезапной переменой настроения, Леонид поднялся из-за стола. Нерович оторвался от воблы.

— Прости, дружище, забыл об одной срочной встрече, — краснея, произнес Леонид, понимая, что тот навсегда запомнит проявленное к нему невнимание. — Пойду, пожалуй. Не сердись.

На улице Громова вновь охватила неловкость. Стало жалко покинутого и, конечно, вдрызг разобиженного писателя. «Ну, да черт с ним, — решил Громов. — Меня бы он наверняка не выслушал».

Около дома Леонид задержался, хотел посидеть на скамейке, но она оказалась, как всегда, занятой пожилыми женщинами, вероятно соседками, которых он никак не мог запомнить в лицо. Громов осторожно поздоровался, — кто их знает, пришлые или здешние, — и вошел в подъезд. Поднимаясь по лестнице, заглянул в дырочки почтового ящика. По тому, есть или нет в нем почта, он узнавал, дома ли Надежда. Почта лежала нетронутой. Леонид вытащил несколько газет, журнал «Театральная жизнь» и письмо. Почерк он не узнал, но что-то знакомое мелькнуло в обратном адресе. Громов вынул письмо из газет, куда успел сунуть, и тут же, на лестничной площадке, рассмотрел. Оно было из Томска от Константина Михайловича Шарыгина и предназначалось Наде.