Читать «Искатель. 1966. Выпуск №6 (ж«-3)» онлайн - страница 9
Александр Ломм
— Все! Мотор перегрелся, — сказал Шукат, когда Янык, наконец, остался позади.
Мотор был еще хоть куда. Это на старых машинах через каждые триста метров кипит. Если на него внимание обращать, как по инструкции, лучше всего с места не трогать. Дальше первого бархана все равно не уедешь. Вот когда сухой пар повалит, значит — пора. Тут в него шуранешь три-четыре ведра, аж зашипит. В самый раз, значит, пришлось…
— Какой это перегрев! — не выдержал Сурин.
День еще только занимался над Каракумами, горячий, поздне-весенний. Солнце еще только прицеливалось, рассеянно шаря лучами. Еще не было жарко. Всякое зверье спешно прыгало по барханам, завершая ночные дела, кто кого не доел, торопясь к прохладному дому, поглубже в песок. И в кабине еще дышалось легко.
— Не в том смысле, — засмеялся Шукат. — Отдых, значит!
— Верное дело, без прокола, — обрадовался Сурин.
Пока Шукат возился с машиной, Сурин упруго, по-молодому выскочил на бархан, огляделся, размял ноги, всем телом почувствовал забытую в городе свежесть, сладкую и горьковатую. Будто тебя посадили вдруг в самый сиреневый цвет, в лепестки. Это отцветал кустарник кандым. Но Сурин не помнил кандыма в лицо и названия не знал никогда. Так в его памяти пахла утренняя пустыня. И запах этот, пришедший из прошлого, был прекрасен.
Сурина охватила жажда действия. В момент он наломал саксаула, сложил костерок, запалил, давней усмешкой усмехнулся саксауловой ярости, тоже почти забытой. Притащил чемоданчик из кабины. Из чемоданчика появился на свет древний туркменский кумган, закоптелый, с отбитым носиком. Больше двадцати лет кумган провалялся в кладовке, но, собираясь в пески, Сурин вспомнил старого товарища. Отыскал. И теперь кумган привычно стоял на костре. И уже готовился закипеть, потому что из всех посуд, известных Сурину, это самая быстрокипящая посуда. Кумган ведь придумали кочевники, медлительные во всем, — кроме подготовки чаепитий. Кумган закипал и пробовал голос, а Сурин уже нарезал колбасу…
— Порядок, — сказал Сурин, оглядывая стол на бархане.
— Быстрее моей бабы, — признал Шукат, пораженный прытью и хозяйственной предусмотрительностью хмурого спутника. Шукат очень, до неприличия, так что его этим поддразнивали на работе, любил свою жену. Влюбился еще перед армией, потом три года издалека любил, женился, наконец, и теперь еще больше любил. Поэтому за глаза он говорил о ней — «баба» и грубовато сипел голосом. На самом деле Шукату просто приятно лишний раз ее вспомнить вслух.
— Готово, — объявил Сурин, снимая кумган с костра.
— Покрепче для начала! — подмигнул Шукат, припечатывая бархан бутылкой. Для доброго отдыха у него припасены были «три звездочки». Не то чтобы большой любитель, но все-таки как у людей, полагается в дальней дороге. И вообще. В пустыне — солнце автоинспектор. Сурин крякнул, разливая в кружки. По-походному, как тридцать лет назад. «Звездочки» славно прошли — с колбасой, молодым луком и домашними котлетами. Полыхнуло внутри. Возникла потребность теплых, сближающих слов. И тогда Шукат вдруг сказал, о чем думал, без всякой рисовки, без желания пугнуть новичка: