Читать «Инга. Общий файл» онлайн - страница 111

Елена Блонди

Она сама прижалась к его плечу, хотя Горчик молчал и даже дышать старался пореже, чтоб договорила.

- А тут ты третий. Мальчик-бибиси. Я тебя не узнала, когда стоял, вот думаю дурак какой, красивый дурак, ловкий, сильный. И дурак. Как будто это вовсе не ты, понимаешь? Новый. Даже глаза - зеленые. И рот.

- Что рот? - хриплым голосом спросил Горчик, держа закаменевшие руки на острых коленях.

- Красивый рот. Губы красивые.

Она тряхнула головой, роняя на траву полотенце. Смущенно засмеялась.

- Знаешь, я не понимала, когда с Петром там ходили, ну купались, и вдруг он как уставится, на кого и мне говорит, смотри, смотри какой изгиб руки, щиколотка какая, как подол вьется. Я ему - да это же теть Мария, что билеты на пятаке проверяет, а днем пахлаву носит в ведре. Он смеется, вот именно - ты видишь пахлаву, а за ней не видишь красоты бытия. Чего молчишь? Обиделся, что я про него?

- Не знаю.

Она повернулась, требовательно глядя на обрисованный красным светом профиль.

- Это твоя правда? Не знаю? Или так, отмахнулся?

Далеко внизу, куда еще не добралась тень, качались на тихой воде белые горошины чаек. А из степи уже пели свои вечерние песни сверчки.

- Ладно... Скажу. Я, правда, не знаю. Он меня вытащил, я ж дурак. Приехал, написал показания. Если б не твой Каменев, я бы щас под суд пошел. И сам был бы виноват, потому что нефиг с Танькой хороводиться. Как мне на тебя обижаться, если ты его просила. За меня.

У Инги запылали уши. Она там стояла, в этом же сарафане, криво застегнутом и Сапог зыркал, как она его на груди рукой держит. И на простыни смотрел, ухмылялся. А еще она почти сказала вслух, спаси его, Петенька, и тогда я нарушу клятву, только поедь, напиши бумагу. Хорошо вовремя он ей рот заткнул.

- Дурная какая-то жизнь, - отчаялся Горчик, договаривая сложности отношений, - если б не эта бумага, я б его дальше ненавидел. А так - не имею права.

- Но все равно ненавидишь? - грустно уточнила Инга.

- Ну... да...

- Почему?

Кулаки мальчика сжались. И снова разжались, обхватывая коричневыми пальцами блестящие колени. Он уже почти стал говорить, такое обоим привычное - дура ты Михайлова, совсем дура да, не понимаешь что ли... и, падая в отчаяние, понял, скажет все до конца, не остановится, скажет, да люблю я тебя, Михайлова... давно уже люблю. И как ей потом? Какая дружба? Она не из тех телок, что за собой таскают влюбленных пацанов, хвастаются. Хрен он ее потом увидит... И тут же, с облегчением вспоминая ее недавнее сердито-недоуменное признание, сказал другую правду:

- Потому что ревную. Ты же ревнуешь меня, к девкам местным.

- А... - Инга кивнула, обдумывая слова, - точно. Я понимаю. А я думала, ну вдруг ты его ненавидишь, за то, что красивый и талантливый. И из Москвы. Чего? Ты чего ржешь, Горчик? Не поняла?

- Дура ты, Михайлова! - закричал мальчик, и чайки внизу из горошин превратились в белые щепочки, замельтешили испуганно и снова стали садиться, убирая крылья.

- Ты Горчик, совсем дурак, - с упреком ответила Инга, валясь на полотенце спиной и тоже смеясь. Смотрела на совсем реденькие облака, бывшие тучки, улыбалась Серегиному лицу, что вплыло в небо и стало над ней - большим и серьезным.