Читать «Иллюзия вторая» онлайн - страница 60

Агафья Тихоновна замолчала, закрыла глаза и постаралась представить то, о чём они говорили, а может быть и что-то совершенно другое, известное только ей одной.

Однако, мысли сворачивались, как молоко и перед её глазами то и дело возникали глаза Артака — жёлтые, как само Солнце, с вертикальным зрачком, пульсирующим как сама жизнь.

6

— Однако, мы отвлеклись, — дракон с улыбкой наблюдал за искренними попытками Агафьи Тихоновны схватить понимание за хвост, — и наш разговор, хоть и увлекательный, но привёл нас совсем в другую сторону, — он обнял акулу и притянув к своей пасти её ушное отверстие, расположенное, как и у любой акулы немного позади глаз, тихонько прошептал:

— А остановились мы на том, что свет, как транспорт для любых видов энергии, выполняет всего лишь роль такси, не вмешиваясь в содержание того, что он переносит. Он беспристрастен и объективен, он честен, прям и исполнителен. И никогда, — Артак немного повысил голос, — никогда и нигде свет не смешивает свою высшую природу с содержимым любого из этих мешков, — дракон показал взглядом вниз, туда, где лежали все существующие действия и поступки, где лежали все человеческие деяния.

В беспорядке они были разбросаны по зеркальному полу и прикрывали своими тканевыми телами, сотканными из прочной мешковины, часть отражающей поверхности.

— Только сам человек в состоянии исказить изображение, сделать его тяжёлым или даже совсем неподъемным, скажем, пропустив тот же самый свет через вот этот мешок с жадностью. Или через тот, со страхом. Или вот ещё лучше — через мешок со страстями. Правда, свет в состоянии легко вернуть себе невесомость, пройдя сквозь всего лишь одну пылинку, упавшую с мешка с любовью. Да что там пылинку, — Артак улыбнулся, обнажив белые, ровные, и достаточно крупные зубы, — одного атома вполне будет достаточно для того чтобы вернуть свету его абсолютную суть.

— Всего лишь одного атома? — переспросила Агафья Тихоновна.

— Да, — Артак усмехнулся, — всего лишь одного атома, а если быть до конца откровенным, то хватит даже безатомарной, безотносительной мысли, хватит бестелесной идеи, содержащей в себе истинную, и в этом смысле — святую любовь, — он мечтательно посмотрел вверх и быстро закончил:

— Любовь меняет восприятие сильнее всего.

— Но любовь нас и так окружает, где бы мы ни находились, не правда ли? — Агафья Тихоновна хорошо помнила вывернутый наизнанку мешок с этой самой любовью, который продолжал хранить своё содержимое снаружи себя самого.

— Хранить — в данном случае — оберегать, — Артак, как обычно, с легкостью читал мысли окружающих, — оберегать от того, что внутри, а именно — от содержимого этих мешков, — он опять заулыбался, демонстрируя белоснежно-кипенные зубы, и немного отодвинул куль с трусостью от себя, — тут, как обычно, всё просто. А просто — это практически всегда с точностью до наоборот.

— Не понимаю, — Агафья Тихоновна часто и мелко заморгала, пытаясь сосредоточиться.

— И понимать нечего. Всё, что здесь есть — находится внутри мешков, тогда как любовь — снаружи. И мешковина надежно сохраняет одно от другого, как если бы было совсем наоборот — если бы любовь пряталась за прочной тканью от выпущенных наружу кипящих вулканов, которые, несомненно содержат многие из этих мешков. Выпущенные и неконтролируемые, прежде всего они бы начали пожирать всё, что их окружает. Заливать всё существующее своей горячей и неконтролируемой лавой. Сжигать, испепелять, кремировать. И начали бы они именно с человеческого восприятия действительности. Изменили бы её до неузнаваемости и, в конце концов, пожрали бы всё то, что так ревностно пытается сберечь эта простая и прочная мешковина.