Читать «Избранные (Повести и рассказы)» онлайн - страница 323

«Ты что, Мотя? — говорил его взгляд. — С глузду съехал? Дай хоть кусок спокойно проглотить! В одной, чай, спецшколе учились! Что несешь?»

Но Мотя не дал. Он стремительно-величественно подошел к метрдотелю, стал ему строго выговаривать, тот, склонив голову с тонким пробором, почтительно слушал. Злобно расплатившись и грязно выматерившись, соотечественник ушел. Мне, если честно, было неловко, казалось, что по линии свободолюбия Мотя явно перебирает. Я надеялся, что Ляля, с ее характером, его одернет, но та смотрела на происходящее с веселым интересом.

С захмелевшим Мотей мы шли по пестрой галдящей улице — и вдруг он вбежал в прохладное, словно морг, темное мраморное помещение.

Долго после яркого света мы вглядывались в полутьму и наконец разглядели огромный пустой зал, бескрайний ковер, на дальней стене — французский флаг, за столом под ним — молодой усатый полицейский в синей форме. Мы стояли, привыкая к полутьме и тишине.

— Если оставаться, то сейчас! — выдохнул Мотя.

Я с недоумением смотрел на него. Что делается! С большим трудом я выволок Мотю, выворачивая ему руки. Мы с ненавистью смотрели друг на друга, тяжело дыша. Я — в роли охранника?! Неплохо устроился! Мне тогда наивно казалось, что я спасаю его. Ляля хохотала.

Потом мы вернулись домой, и я, измученный затейливым Мотиным поведением, да и реакцией Ляли, демонстративно ушел к себе в комнату. Я был в бешенстве, думал: разгулялся, болван! Нельзя ему совершенно пить! Но, может, еще обойдется? Вот дурак! Это у тебя обходится, а люди — взлетают. Мог бы понять, тупица, что Мотя оттачивает грани новой, более выигрышной роли: правдолюбца, борца с режимом, смелого политолога и экономиста, популярного в мире и в стране... Я этого не знал и тупо переживал. Лишь только я забылся липким сном — появилась Ляля.

— Мотю похитили!

— Кто?

— Наши, кто же еще! Ворвались, скрутили запихнули в пикап. Руководил, естественно, тот — из мясного ресторана!

Знал бы я, сколько дивидендов снимет Мотя с этого похищения, — не так бы спешил. В полицию мы с Лялей не пошли. Она знала, куда идти: в посольство, в наше отделение в ООН, Юнеско. Из какого-то нашего «Спермоимпорта» Мотю наконец и выпустили. Он вышел, гордо выпрямился, встряхнулся, как петух, выпущенный из мешка, в котором его должны были унести на рынок. Сначала, естественно, он удовлетворил нетерпение прессы, потом заметил и нас.

— Спасибо, — царственно улыбнулся он Ляле. — Наверное, это лучший подарок, который ты могла мне сделать в такой день!

В какой день? В какой «такой день»? Я встревожился.

— Думаю, мы просто обязаны отпраздновать мое освобождение в каком-нибудь приличном месте! — произнес Мотя так, словно все происшедшее было колоссальным его успехом (как впоследствии и оказалось).

Остановилось такси, и через пятнадцать минут мы сидели в золотистом свете витражей в знаменитом «Гранд Кафе» на бульваре Капуцинов. Официант с цепью на жилете положил перед нами карту фирменных блюд, другой без цепи, тоже почтительно склонившись, карту вин. Мотя капризничал.