Читать «Избранные (Повести и рассказы)» онлайн - страница 304

Валерий Георгиевич Попов

— Ур-ра! — закричали мы, поднимая бокалы. Сладостное расставание.

Луша машет.

Мне только не понравилось, что за девушками следила фигурка в пятнистой форме, делающая, кстати, ее более заметной, чем любой другой наряд. Ну ничего! Разберутся!

Потирая ладошки, я спустился в «Тропикано». И услышал голос, заставивший меня вздрогнуть гораздо сильней, чем я вздрагивал до сих пор. Я обернулся.

Первая муза

Впрочем, оборачивались все: это лицо, этот голос! Знаменитый экономист, политолог — сейчас они известны даже больше артистов. Все толпились вокруг него, но он... увидал меня.

— О, привет — какими судьбами?

— Да еду... — проговорил я.

Мотя сделал беспомощное движение: видишь, возле меня что творится?

— Ну, хоп! Пересечемся! — я приветственно поднял руку и скрылся.

Пока хватит. Хлебнул кипятку! А то, глядишь, еще догадается, что меня интересует... не совсем он. Впрочем, при его самомнении — вряд ли! Вот и хорошо. Я даже не стал бы его спрашивать — здесь ли она: уж ее бы я почувствовал сквозь любые, даже железные, переборки!

Вернулась первая муза, хотя ее здесь и нет...

В те времена, после серий разводов и разъездов, я оказался живущим в тесном чердачном помещении, как бы отдельном домике над крышами. В юности я даже мечтал о чем-то таком: парить над всеми, всегда видеть небо и тучи, невидимые с узких улиц, осязать солнце и луну. Но то в юности, а в усталом уже возрасте оказаться на юру, на ветру — как на катере среди бушующей Ладоги? Посидеть бы лучше в уюте, в тепле, подальше от стихий — ну их! Кроме того, житье мое было отдельное в смысле общения с ветрами и звездами, а в смысле коммунальных удобств вовсе наоборот — не отдельное. И кухня, и туалет, и ванная и все прочее: туда надо было спускаться по тесной скрипучей лестнице, проходить через длинный коридор с множеством дверей, за каждой дверью — целая семья; толпа людей исключительно неприятных — словно по принципу неприятности все и съехались сюда, вернее, по этой причине остались здесь. И я теперь среди них.

Долгое время я вообще никуда не выходил — поскольку выходить имело смысл лишь с рукописью нового гениального романа, иначе — зачем? Единственно, за этот срок у меня здесь появилась и своя муза. Муза скорби, муза страданий — какая еще муза могла водиться тут? Блуждая ночью по коридорам, я замирал у трухлявой ее дверки, парализованный стонами то ли страдания, то ли наслаждения, несущимися оттуда, пытаясь понять: не требуется ли мое вмешательство?.. Нет, не требуется, там все нормально. Но однажды — стоны были столь трагические, что я вошел. И не ошибся, помощь была нужна. Гость, курсант, побил ее и что-то унес. Что можно было взять в этой убогой каморке? Я утешал ее, как мог, и стоны страдания незаметно перешли в стоны наслаждения: каким другим еще способом мы могли друг другу помочь в этой ночи?

Да, этой женщине (звали ее Мария) помощь действительно была нужна. В принципе, все укладывалось в знакомый сюжет: со следами былой красоты, муж ушел к другой. Да — красота гибнет в нашей жизни, да — муж негодяй. Мне, видимо, следовало взять Марию с собой в библиотеку, приобщить к сокровищам мысли. Я вместо этого неожиданно для себя начал с ней усиленно пьянствовать и проводить вместе не только ночи, но и дни.