Читать «Из того ли то из города...» онлайн - страница 225

Легко сказать — прибить. Этот самый песенный Илья шеломом своим пуще языка владел. Сорвал с головы да как начал поколачивать всю эту шатию-братию. Видят разбойнички, туго им приходится, взмолились: «Ты оставь-ка, добрый молодец, да хоть на семена». Не оставил. Схватит татя, как даст ему шеломом по макушке, только макушка из земли и торчит… В общем, побил силушку великую, вернулся опять к камню, и написал на нем, что, мол, очищена тая дорожка прямоезжая, где убиту бить. Он, оказывается, еще и писать разумел.

Хоть и стар летами песенный Илья, а ума ему это не добавило. Потому как по той дорожке подался, где женату быть. Сколько сказок сложено, — иные при детишках да бабах и не скажешь, — что бывает, когда старый за себя молодую берет, ан ему, должно быть, вожжа в особое место угодила. Оно понятно, женитьба, она зачастую много больше подвига богатырского, только всякому цвету свое время. Наехал, спустя время, на палаты белокаменны, посеред поля чистого. Встречает его девка красная, поляница удалая (тут у Ильи так дыхание перехватило, так внутри отозвалось — будто мечом кто пронзил). Кланяется до сырой земли, берет под ручки белые, ведет в палаты просторные, сажает за дубовый стол. Только было расспрашивать принялась (это не попотчевавши-то!), кто он, откуда, а добрый молодец в ответ — устал, мол, мне б отдохнуть хоть ненадолго. Ну, в его годы это не диво… Снова берет тогда красна девица Илью за руки, ведет в спаленку богатую, ложит на кроваточку обманчиву. Бабы, оно, конечно, разные бывают, но чтоб вот так вот… Правда, Илья тоже не лыком шит оказался. Откуда про кроватку распознал, про то неведомо, а только говорит он ей: «Ай же ты, душечка да красна девица! Ты сама ложись да на ту кроватку на тесовую». Подхватил, на кровать бросил. Повернулась та, и упала красна девица в глубокий погреб. А оттуда царевичей-королевичей, что она прежде обманом к себе завлекла, видимо-невидимо. Все-то его благодарят, все-то в ножки кланяются… Вернулся опять к камню, и написал на нем, что, мол, очищена тая дорожка прямоезжая, где женату быть.

Задремывать Борщ стал. Каждым словом запинается. Только и успел про третью дорожку сказать, что наехал молодец на три погреба глубоких, златом-серебром да каменьем насыпанных. Собрал все, раздал нищей братии, сиротам бесприютным, а до камня обратно не доехал. Потому не доехал, что на этом самом месте одолел сон Борща, мало в костер не свалился. Успел его подхватить Илья, не стал никуда относить, приспособил возле костерка, сунув под голову полешко, сам с другой стороны прилег. Не спалось. Как же так получается, ни об чем, что с ним и вправду приключилось, и речи нет, одни сказочки? Вспоминать принимался, что Борщ наплел, лишь бы другим мыслям воли не было. Так до утра и промаялся тогда…