Читать «Из «Повестей о прозе»» онлайн - страница 6
Виктор Борисович Шкловский
Часть заменяет целое и выражает его, вызывает его собой.
Можно сблизить с метафорой загадку, считая ее особым видом тропа.
Аристотель в «Риторике» писал, указывая ощущение истинности нового познания при восприятии явлений и искусств:
«Большая часть изящных оборотов получается с помощью метафор и посредством обмана слушателя: человеку становится яснее, что он узнал что-нибудь новое, раз это последнее противоположно тому, что он думал; и разум тогда как бы говорит ему: «Как это верно! а я ошибался».
Человеку сообщают об известном то, что он сам не знал. Черты известного переставляются, но как бы в беспорядке, причем этот беспорядок является новым порядком.
Старый порядок очень часто не логичный, а только привычный. Уже одно нарушение его обновляет предмет.
Всем известно, как любит народное искусство загадки.
Гегель писал про загадку:
«(а)
(б) Но затем
Для Гегеля загадка как бы шутка, в которой признаки предмета разбросаны. Гегель пишет: «Понимаемая таким образом загадка представляет собой сознательную шутку символики, подвергающую испытанию остроумие и комбинационную способность, шутку, имеющую своим результатом то, что способ изложения ее, ведя к разгадке загаданной комбинации, разрушает сам себя».
Но мы знаем, что загадки бывают и серьезные.
Сфинкс в греческой мифологии уничтожал тех, кто не мог разгадать загадку.
То, что говорит мудрец Тиресий, тоже загадки, и его разговор с Эдипом – это обмен трагическими загадками.
Разум, проверяя загадку, как бы учится на загадке воспринимать предмет. Загадка, как и метафора, поправка к обычному восприятию предмета, к обычному расположению признаков, по которым явление узнается.
Эффект загадки – усиление ощущения; в результате разгадывания мы как бы переглядываем, пересматриваем вновь нам известное.
Поэтому так распространены загадки эротические.
В эротических загадках налицо вытеснение непристойного образа пристойным, причем первый образ не уничтожается и даже не подавляется, а обостряется тем, что эротический объект не называется, а метафоризируется, как бы не узнаваясь.
В русском фольклоре на таком неузнавании основан целый ряд сюжетов. Так, в «Заветных сказках» сказка «Стыдливая барыня» вся основана на назывании предметов не своим именем, как бы на игре в наивность.