Читать «Игнатий Антиохийский. Епископ–мученик и происхождение епископата» онлайн - страница 65

Относительно этих людей я убежден, что это так. Ибо образец (exemplariori) вашей любви я получил и имею при себе в вашем епископе, которого самая наружность весьма поучительна, а кротость исполнена силы. Думаю, что сами неверующие уважают его^[197].

Итак, обозначив епископа как носителя образа их Бога Отца в хоре, для которого он их созвал, Игнатий теперь утверждает, что видел образец их общей жизни в их епископе Полибии. Точно так же он говорит магнезийцам:

Итак, поскольку в вышеупомянутых лицах я по вере увидел все ваше общество и полюбил их, то убеждаю вас: старайтесь делать все в единомыслии (homonoia) Божьем, так как епископ председательствует как образ Бога, пресвитеры — как образ собора апостолов, а дьяконам, сладчайшим мне, вверено служение Иисуса Христа… Да не будет между вами ничего, что могло бы разделить вас; но будьте в единстве с епископом и превосходными с ним, создающими образ (tupos) и учение нетления^[198].

Нам здесь напоминают об agonothete процессии Демосфена и «рельефных лицах» (prosopa ektupa), которые он нес или носил на своей короне. Здесь мы также обнаруживаем греческое слово prosopa во множественном числе, используемое в отношении божественных изображений Аполлона и Траяна — божественных представителей общей жизни всего города и его единства в пределах имперского целого. Это слово может также означать «личность» и даже стало термином, используемым в отношении «трех личностей», не в одном головном уборе богини как в случае Капитолийской триады, но божественности христианской Троицы. Кроме этого, его могли также использовать в отношении масок актеров, какие использовались в дионисийском мистериальном представлении Помпеана.

В этой сцене из письма Игнатия к магнезийцам, он явно имеет в виду такой фон. Дамас из Магнезии и его пресвитеры Басс и Аполлоний, сопровождаемые дьяконом Сотионом, прибыли наподобие александрийских послов, неся образы божественных существ, представляющих объединенную жизнь их общин. Они несут их не в форме изображений из дерева, камня или металла, но, как актеры в масках, духовно в своей плоти они разыгрывают представление, евхаристическую драму, выражающую объединенную жизнь их христианских общин в процессе искупления. В евхаристии они достигают союза с Богом, потому что только там, где есть епископ с пресвитерами и дьяконами, играющими свои роли, постановка искупления может иметь место. Они — «превосходные», поскольку предстают в своих ролях как «образ» (tupos) нетления, открывая тем, кто присоединяется к ним в драме, как они преображаются. Именно здесь они снова переживают, как Отец–епископ посылает Сына–дьякона, который снова возвращается от людей к Отцу–епископу, с исполненным Духом советом апостолов, обеспечивающих бесконечное продолжение утра воскресного дня и собрания в горнице, с ее событием дуновения и смешения плоти и Духа.

Вследствие того, что они, как послы, носят образы Отца, Сына и Духа не в евхаристии, а в процессии Игнатия, они могут теперь быть объединенными образами своих общин. Поэтому Игнатий скажет траллийцам: «Приветствую вас из Смирны, вместе с находящимися при мне церквами Божьими, которые утешили меня во всем, телесно и духовно»^[199]. Надо отметить, что «церкви» здесь появляются во множественном числе, а не просто церковь Смирны, которая «находится со мной». Эти церкви не присутствуют с ним буквально, как если бы все члены этих общин находились в Смирне. Игнатий имеет в виду, что они мистически присутствуют в представителях своего клира, присоединившихся к его процессии.