Читать «Игнатий Антиохийский. Епископ–мученик и происхождение епископата» онлайн - страница 14

Аллен Брент

На первый взгляд, подобные высказывания Игнатия могут вызвать настороженность в силу того факта, что осужденный преступник, прибывший из суда в Антиохии, где приговор был уже вынесен, едва ли мог надеяться на такое влияние римской общины, которое позволило бы избежать этого приговора. Тем не менее император Юстиниан в своей более поздней оценке юридической системы римской империи в прошлом и римского закона (Дигесты) показывает, что в случае осуждения на растерзание дикими зверями на арене приговор можно было изменить. Он цитирует Модестина, юриста времен правления Александра Севера (222–235):

Наместник не должен в угоду людям освобождать осужденных на растерзание дикими зверями; но если у них такая сила и навык, что они доставили бы надлежащее зрелище для римского народа, он должен посоветоваться с императором. Как бы то ни было, после рескрипта божественного Севера и Антонина стало незаконным передавать осужденных преступников из одной области в другую без разрешения императора[35].

Ни один юрист не произносил слов «не должно» в отношении того, чего никогда не совершали.

Таким образом, общее требование могло обеспечить освобождение осужденного преступника. Модестин полагает, что такая практика незаконна. Ясно, что наместник со слабым авторитетом перед угрозой беспорядка мог пойти на такую уступку, но все же Модестин считает, что лучшим и действительно законным решением будет удалить преступника со сцены на местной арене, чтобы унять шум толпы, и вместо этого отправить его на арену в Риме. При этом, как видно из рескрипта, который появился примерно в 230 году P. X., наместник не мог так поступить без согласия императора. В данной практике мы можем отчасти признать причину, по которой Игнатия доставили в Рим, особенно если, как мы вскоре увидим, Игнатий был осужден, но удален с арены, потому что стал причиной гражданского волнения в Антиохии.

Игнатий вполне мог быть знаком с подобной практикой общественного прошения, которая давала возможность осужденному избегнуть казни через растерзание дикими зверями. Даже без знания нюансов юридической практики в Риме и более поздних возражений Модестина он вполне мог предположить, что то, что не удалось сделать людям в Антиохии, сможет сделать более влиятельная римская церковь. Поэтому страх Игнатия имел под собой некоторое основание, что римская община, обладая достаточными финансовыми средствами и влиянием, вполне могла найти способ обеспечить освобождение его, пускай уже осужденного. И это то, что нам дает уже беглый взгляд на подлинное положение вещей в юриспруденции того времени.

На самом деле Игнатий смотрит на свое будущее мученичество как провидец, а не как тот, кто прорабатывает различные юридические варианты. Приблизительно за пятнадцать лет до традиционной даты появления новозаветного Откровения Иоанна, его автор описывает свое видение небесной церкви, где вокруг престола «Бога и Агнца» сидят одетые в белые одежды двадцать четыре старца и в унисон поют песни хвалы. В письмах к некоторым из церквей, к которым провидец Иоанн также обращается с письмами, Игнатий чрезмерно идеализирует картину того, как он видит их собранными для евхаристии с лирами и тоже поющими в гармонии. Так, он пишет эфесянам: