Читать «Иван Бабушкин — рабочий-большевик» онлайн - страница 19
Unknown
друга, начиная, как говорится, с первобытности.
Хотя родом я и крестьянин и до 14 лет жил в селе, окружён
ном со всех сторон лесами, далеко от больших городов, и толь
ко на 15 году мне первый раз в жизни пришлось увидать настоя
щий город, потом - другой, третий и, наконец, столицу, и ещё го
род, в котором мне пришлось осесть на жительство, тем не ме
нее жизнь родного моего села, жизнь крестьянина-пахаря для меня
является далеко не понятой, забытой и, очевидно, на всю жизнь
заброшенной. Никогда мне не суждено будет вернуться к ней, не
придётся возделывать того надела, владельцем коего я юридиче
ски состою. Другое дело жизнь городская, столичная жизнь, за
водская, фабричная жизнь мастерового-рабочего - вот это моё. Это
для меня понятно и знакомо, близко и родственно. Семья рабочего
- это моя семья, я её хорошо могу понимать и чувствовать; ничто в
ней меня не удивляет, не возмущает и не поражает. «Всё так есть, так должно быть, и так будет!». Так я думал, когда ещё не жил по-
настоящему, а прозябал, когда не задумывался над житейскими во
просами, жил единственным интересом скудного заработка, сла
бым предрассудком религиозности, но уже с туманным идеалом
разбогатеть и зажить хорошо.
Небольшой город - вмещающийся в 2 квадратных верстах, окру
жённый водою, по одному побережью застроен солдатскими казар
мами, по другому - казённым судостроительным заводом и портом
3
со множеством различных мастерских. Искусственный канал посре
ди города любовно захватил в свои объятия казённые склады; всю
ду, куда ни сунешься, всё - казённое, военное, солдатское. Этот го
род - Кронштадт. В нём-то, в этом Кронштадте, я впервые поступил
на 15-м году на работу в торпедную мастерскую Кронштадтского
порта и в течение трёх лет зарабатывал по 20 коп. в день или 4 руб.
40 коп. - 5 руб. в месяц. На эти деньги я должен был содержать себя, не имея возможности получить ни откуда помощи.
Проработав в мастерской всего около 6 лет, я ни разу не видал ни
листка, ни брошюрки нелегальной; да, очевидно, никто из остальных
рабочих мастерской также ничего подобного не читал; но разговоры
бывали всякие, и особенно часто это происходило в одном помещении.
Говорили обо всём и даже о «государственных преступниках».
Трудно передать, насколько интересны были эти разговоры и как
трудно было в то же время понять смысл этих разговоров, несмо
тря на то, что люди говорили очень интимно, не опасаясь ни шпио
нов, ни провокаторов, ни вообще доносов. Тут не было преступно
сти против существующего строя, а были только одни смутные вос
поминания, по слухам собранные сведения, часто извращённо по
нятые, и передавались они как нечто сверхнеобыкновенное, строго
тайное, преступное, очень опасное и потому тем более интересное, сильно приковывающее внимание.
Умственное напряжение слушающих субъектов в это время до