Читать «И невозможное вожможно (нссс-)» онлайн - страница 26

— Постараемся вам помочь. Попробуйте сесть за машинку, смелее. Не бейте сильно по клавишам. Удар должен быть плавным. «Слепым» методом вряд ли мы сможем научить?— обратилась она к дочери.

— Будем учить «зрячим»,— откликнулась та.

— Спасибо вам. Теперь остается договориться о плате,— начал я.

— Мы инвалидов учим бесплатно,— просто сказала Нина Анатольевна, будто речь шла о пустяке.

— Почему бесплатно?.. Я...

— Вы слышали, что Нина сказала?— вмешалась в разговор Фаина Геннадиевна.— И прошу к этому не возвращаться. Завтра к двум часам без опоздания приходите на занятия.

Она еще что-то хотела сказать, но звонок прервал ее.

— Кто-то еще идет.— Фаина Геннадиевна пошла открывать, и через несколько минут ввела в комнату молодую женщину. По ее неуверенной походке нетрудно было догадаться — она слепая.

— Вы меня, конечно, забыли, Фаина Геннадиевна,— проговорила гостья,— а я бы ваш голос за три версты узнала. Вы же поставили меня на ноги.

— Постойте, постойте!.. Это было, кажется, в 1947 году на Казанском вокзале. Среди пассажиров, держа за руку семилетнего мальчика, толкалась девушка-подросток и просила милостыню.

— И вы пристыдили меня. Привезли к себе. Накормили чем могли и стали обучать на пишущей машинке.

— Таня Касаткина!— всплеснула руками Фаина Геннадиевна.— Помню такую. Сколько мне хлопот доставила. Представляете, Валерий?— обратилась она ко мне.— Через неделю моя Татьянка от меня удрала. Трудно ей показалось учиться. Три дня искала беглянку.

— И нашли в... милиции,— подхватила гостья.— А потом мы вместе стали ходить по вокзалам и рынкам и помогали другим слепым устраиваться на работу.

— Было такое,— вздохнула Фаина Геннадиевна.— Человек десять мы тогда пристроили... Где ты сейчас, Таня?

— В Ростове. Работаю в машбюро. Мне диктуют, а я пишу. В отпуск в Москву приехала. Вот и к вам зашла.

Женщины стали вспоминать общих знакомых, а я почувствовал себя лишним, простился и покинул гостеприимный дом.

Шагая по московским улицам, я думал об этих скромных людях, об их ежедневном подвиге не ради денег и слезы. Должно быть, эго и есть советский характер.

На очередном занятии машинописи я застал у Максимовых еще одного ученика. Темные очки прикрывали его плотно сомкнутые веки. Вот уже пятнадцать лет он ничего не видит. Мир представляется ему таким, каким он видел его в последний раз. Потеряв зрение, человек этот сначала опустился, ходил по вагонам с протянутой рукой, а деньги пропивал, пока не встретились на его пути мать и дочь Максимовы. Жизнь, по его словам, повернулась на 180 градусов. Теперь он сидел за машинкой и под диктовку Фаины Геннадиевны печатал. Его тонкие пальцы работали так уверенно, будто он видел клавиши на машинке. Трудно было поверить, что за машинкой человек, у которого потеряно зрение на 100 процентов.

— Анатолий Сергеевич, на сегодня хватит,— проговорила Фаина Геннадиевне и стала проверять написанное.

— Всего три опечатки!— услышал я голос Максимовой. И мне показалось, что более счастливого лица, чем у этого ученика, победившего свой недуг, я никогда не видел.