Читать «И невозможное вожможно (нссс-)» онлайн - страница 22

Студенты принесли койку и постельные принадлежности, Маркин оглядел нас и весело спросил:

— Терем-теремок, кто в тереме живет?

В таком же шутливом тоне представились и мы. И как-то сразу исчез тот невидимый барьер, который в первую минуту разделял преподавателя и нас.

Присев на кровать, Маркин снял тяжелые стальные ноги и забросил на нее свои, пораженные полиомиелитом. Но никто из окружающих не испытывал той жалости, которую вызывают больные. Он достиг такого положения, что окружающие не замечают его физических недостатков. Сумел «спрятать» их. Но как? Мне хотелось расспросить его, получить советы для будущего. Когда общий разговор угас, Маркин обратился ко мне:

— Ну, Валерий, а ты почему молчишь?

— Я слушаю. Но, если можно, позвольте задать вам вопрос.

— Задавай,— разрешил Маркин.

— Как вы стали кандидатом философских наук?

Маркин ответил не сразу:

— Мечтал о дипломатической работе. Собирался поступать в институт международных отношений. А мне говорят откровенно: с такими недостатками в дипломаты не лезь...

— И вы покорились злой судьбе?

— Покориться злой судьбе? Выражение-то какое страшное,— Маркин усмехнулся.— Покориться — значит стать обузой общества, семьи. А этого обо мне не скажешь.

Маркин улыбнулся, как улыбаются сильные, мужественные люди.

— Но мечта твоя не сбылась, скажешь ты,— строго посмотрев на меня, сдвинул он густые брови.— Просто я реально рассудил и выбрал философию. Увлекся ею и теперь считаю, что интереснее философии нет ничего на свете. Слушайте, ребята,— обратился он к моим товарищам по комнате,— вы песни любите, а?

— Кто же песни не любит?— откликнулся Ермилов.

— Давайте споем. Только погасим свет.

И мы запели. Старинные народные песни сменялись революционными. А когда все уснули, я долго не спал и думал: как жаль, что так быстро кончился этот замечательный вечер.

Коротки студенческие ночи. В одну из них не спалось. Едва забрезжил рассвет и у горизонта зажглась первая полоска зари, я встал. Приняв холодный душ, направился в учебный корпус.

Поднялся по лестнице на четвертый этаж и остановился: в крайней аудитории кто-то тихо играл «Баркаролу» Чайковского. В прекрасной мелодии чудились мне и затаенная грусть, и неудержимая радость.

Стараясь не спугнуть волшебного очарования музыки, приоткрыл дверь. Музыка оборвалась. Девушка смущенно опустила крышку рояля. Встала, поправима волнистые светло-русые волосы и взглянула на меня. Ее глаза еще светились каким-то внутренним светом.

— Простите, я помешал... Услышал вашу игру и не смог пройти мимо— Спасибо вам.

— Ну что вы, я играю скверно. Да и к инструменту давно не подходила,— еще более смущаясь, проговорила она и, словно спохватившись, спросила: — Который час?

— Скоро пять.

— В девять зачет, я очень волнуюсь...— В ее взгляде мелькнуло выражение озабоченности, напомнившее и мне о предстоящем зачете.

Девушку звали Камиллой. В минуты отдыха она часто садилась за рояль. Последний раз я слушал ее игру в день окончания института.

После торжественного вручения дипломов мы оккупировали студенческую столовую, превратив ее в банкетный зал.