Читать «И все мы будем счастливы (сборник)» онлайн - страница 28

Мария Метлицкая

А утром будил запах — с раннего утра мама варила грибы. Над плиткой сушились вязки боровиков — и сладкий грибной благородный дух витал по квартире.

Грузди и рыжики солили в эмалированных ведрах — из них несло чесноком и укропом. Мама придирчиво пробовала соленый гриб и качала головой — рано. А когда они «поспевали», их раскладывали по стеклянным банкам и сносили в погреб, который под домом, в подвале, сделали мужики — общий, для всех. На полках стояли надписанные банки: Фроликовы, Иванченко, Тезасяны, Крупинниковы, Валиевы. Даже азербайджанцев Валиевых приучили к грибам. «Иначе не получится, живем на подножном корме», — вздыхая, говорили женщины.

По осени начинались ягоды — брусника, клюква. В августе — малина, в июле — черника, а еще раньше, в июне, земляника. Труднее всего было собирать лесную малину — колючие кусты царапали руки и ноги. Но и клюква с брусникой не праздник — болото, чавкающий мох, мошка, комары.

— Да ладно! — отмахивалась от ноющей дочки мать. — А зимой? Что будешь лопать? Ага, вот именно! Печенье с земляничным вареньем, брусничный кисель! А соленые грибочки с картошкой? Вот и трудись, дочь. Без труда, сама знаешь…

Кира знала. Но знала и другое — в больших городах так не живут! В больших городах не расчесывают по ночам до крови искусанные мошкой руки и ноги, а главное — лицо. В больших городах нет погребов, а значит, не надо заготавливать впрок тысячи банок. Не надо топить печку, стоять часами за мукой и селедкой, ходить за хлебом через лес в соседний поселок — именно там и находилась пекарня. В больших городах продавались апельсины и мандарины, капроновые разноцветные ленты для кос и немецкие резиновые пупсы — как настоящие младенцы, вот-вот закричат. Как ей хотелось жить в большом городе, где никто не знает друг друга, где нет дурацких разборок и сплетен, где женщины не судачат о жене военкома. Нет, в городке было много хорошего — и подружки, и медведик. Правда, его увезли. И ледяная горка зимой, и теплая печка, у которой так уютно было погреться.

Но большого города не случилось — она попала в Жуковский. Снова провинция. Мама успокоила — до Москвы-то всего ничего. Полчаса, и ты в столице.

Кира помнила, как в первый раз они, всей семьей, поехали в город — так родители называли Москву. Красная площадь, улица Горького, Казанский вокзал. И бесконечный народ — везде, повсюду. Народ торопится, снует, толкается. Хмурится. Она замерла от недоумения и восторга — ее ничего не расстроило, нет!

А мама смеялась:

— Ну? И как тебе эта сумасшедшая Москва? Неужели нравится? Безумный город. Зачем он тебе?

Кира, сглотнув слюну от волнения, только кивала — ага, безумный. Только ей очень нравится.

А потом было кафе-мороженое, металлическая вазочка с шоколадным и ванильным шариками, политыми кисленьким вареньем. И жареные пирожки с мясом — длинненькие, ровненькие, как столбики. Из знаменитого Елисеевского — Кира могла съесть сразу три или даже четыре. И памятники Пушкину и Маяковскому. И Гоголю на зеленом бульваре, где только-только распустилась сирень. И Пушкинский, и Исторический, и Третьяковка.