Читать «Золотые эполеты» онлайн - страница 196
Юрий Сергеевич Трусов
Вскоре генерала Облоевского потянуло ко сну. Он в повседневной жизни подчинялся строгому распорядку и, вынув из кармана жилета золотую луковицу часов, глянув на циферблат, тихо и доверительно сказал Иосифу, но так, что все за столом услышали:
— Отбой…
Облоевский среди приглашенных считался самым старшим по чину и его желание для всех звучало как неписаный закон, поэтому
Иосиф Петрович тотчас приказал лакею тушить свечи в люстрах. Зал медленно стал погружаться в полумрак. Все гости, нехотя, поднялись из-за стола, стали прощаться и расходиться. Некоторые направились в приготовленные для них комнаты в усадьбе, а другие на крыльцо, чтобы разъехаться в своих каретах по домам.
Иосиф Петрович предложил Богдане и Кондрату остаться ночевать в усадьбе, но они, сославшись на неотложные домашние дела, отказались. Тогда хозяин предложил доставить их домой экипажем.
Богдана с Кондратом вышли на крыльцо усадьбы, у которого их уже ожидал поданный экипаж.
Сколько воспоминаний у них было связано с этим крыльцом! Отсюда они много раз уезжали и сюда приезжали. Много раз встречалась и расставались с дорогими для них людьми.
— Нас уже никогда, милый, не позовут сюда, — грустно сказала тихим голосом мужу Богдана.
Он в знак согласия пожал ее руку.
А ночь была уже на исходе. Богдана посмотрела на рожок месяца, который в преддверии наступающего рассвета уже побледнел и переместился на край неба.
— А знаешь, почему нас сюда больше никогда не пригласят? Уж больно ты хорошо им правду сказал, особенно о золотых эполетах. — В ее голосе звучала нежность, а Кондрату снова припомнились эполеты Нахимова. Он понял, что в своей долгой жизни ему все же пришлось встречать людей, которых украшало не золото, а они его.
— Ладно, об этом ты не горюй. Если нас не пригласят сюда, то нам и без их приглашения будет не плохо.
— Конечно, хорошо… Но все же я во многом виновата перед тобой, — Богдана печально наклонила голову.
— Но в чем же, милая?
— А в том, что у нас детей нет из-за меня.
— Как нет? — улыбнулся Кондрат. — У нас ведь их целая Одесса, причем самые разные дети: и рыжие, и чернявые, и белые, и конопатые — сколько хочешь.
— Ой, не шути так, Кондрата… Грешно! Ей-богу, грешно!.. Дети должны своих родителей знать.
— Это мы должны своих детей знать. А у нас их — вся Одесса.
— И я не шучу! Совсем не шучу… Вот поеду и привезу тебе сына, чтобы ты не скучала. Мы воспитаем его, научим хлопца, чтобы он жил по справедливости, по правде.
— Ой, как ты верно говоришь, — обрадовалась Богданка, — обязательно привези мне хлопца! Усыновим… И назовем его Иванком, как твоего батька.
— Ей-богу, привезу! Давно об этом думаю.
— Привези, Кондратушка, привези, милый…
Они подошли к своему дому. Вот отопрут дверь и переступят порог. Кондрат держал за локоть свою подругу. Он испытывал счастье. Такое, как в юности, много лет назад, когда впервые поцеловал Богдану. И дышалось ему свежей влажностью начинающегося утра как никогда легко, как будто он сбросил вдруг груз прожитых семидесяти лет. И стал молодым-молодым, душой юной и светлой, и безгрешной, такой, что даже умереть было бы совсем не страшно. Ему стало так хорошо, что даже каким-то непонятным образом ему на миг почудилось, что у него на плечах бессмертные нахимовские золотые эполеты. И показалось ему на миг, что сам адмирал Нахимов щедро поделился с ним своими лаврами… И в этот миг сердце его, взволнованное радостью, не выдержало. Он, бывший мичман Черноморского военного флота, — упал. Как будто пуля стрелка-завоевателя, выпущенная по его четвертому бастиону, сейчас, спустя много лет, наконец долетела до цели и ударила его в сердце. Он даже не вскрикнул… и повалился на землю. Богдана, увидев на его застывающих губах непонятную улыбку, закричала отчаянным голосом. Ее вопль гулко выплеснулся в еще сонную, повитую предутренним туманом улицу поселка. В этом вопле прозвучала вся ее глубокая боль, весь ужас ее утраты.