Читать «Золотое Дѣло» онлайн - страница 35

Элиса хотела поскорее убраться из Берлина, здесь её раздражало практически всё: огромное скопление автомобилей, грубость водителей и невнимательность пешеходов, сложность дорожных развязок, тяжёлый воздух насыщенный выбросами, расположенных вокруг города химкомбинатов. Выехав за город, она почувствовала себя уверенней. Дышать действительно стало легче, типовые многоэтажки сменили холёные, пригородные коттеджи. Вскоре и они остались позади, Захар приоткрыл окно и восхищался ухоженным ландшафтом. Он не первый раз приезжал в Германию, но всегда поражался безупречной чисте, не только столичных улиц и площадей посещаемых в основном туристами, но и всей страны — небольших посёлков, железнодорожных полустанков или маленьких, сельских магазинчиков. Широкое, ровное, как зеркало шоссе, было окружено зелёными лугами и сенокосами. Казалась эти поля, были смоделированы с геометрическим совершенством. Время от времени дорога ныряла в короткий тоннель, иногда поднималась в гору, изредка объезжала озеро или кладбище, но всегда была безукоризненно гладкой и ровной.

Элиса разыскала его в конце шестидесятых. Захара неожиданно вызвали в отдел кадров института, в котором он работал. Как только он вошёл в кабинет кадровик осторожно выскользнул, оставив его наедине с невзрачным человеком татаро-монгольской внешности, в мятом сером костюме. Человек сидел на краешке стола и с аппетитом ел зелёное яблоко, он с хрустом откусывал большие куски и не жуя их проглатывал. Покончив с фруктом, он рывком поднял на Захара острые, словно наконечники стрел глаза и как-то странно начал разговор.

— С чего бы это нас разыскивала гражданка ГДР?

— …

— Некто фрау Элиса Ленц, художница между прочим, — он по-ковбойски хлёстко выхватил из заднего кармана брюк сложенный в четверо лист бумаги, развернул его и прочитал, — участница международных экспозиций. Её картина «Спящий солдат», выставлена на ВДНХ в павильоне СЭВ.

… — Захар недоуменно молчал.

— Значит не знаете… Или не помните… Или не хотите вспомнить… — он зачем-то стал говорить короткими фразами, — а вот мы помним… Например помним, как в сорок втором под Ташкентом при очень подозрительных обстоятельствах, исчез грузовик с медикаментами, — он прищурил и без того узкие глаза.

— Послушайте, — не выдержал Захар, — вы можете мне объяснить, что вы от меня хотите?

— Мы хотим вам помочь! Помочь всё вспомнить…

— А разве я просил о помощи?

— Ну ка немедленно прекратить балаган, — человек наконец-то встал со стола, он оказался на целую голову ниже Захара, — зря я сюда приехал, нужно было вас вызвать к нам. У нас многие вспоминаю, то чего раньше не знали. Доводилось бывать на Лубянке?

— Послушайте, как вас зовут?

— Называйте меня Валентин Валентинович, пока…

— Я и вправду не понимаю, что вы от меня хотите…

Тогда Валентин Валентинович, вытащил из того же кармана, уже другую бумажку, но тоже сложенную в четверо и швырнул на стол. Захар развернул её и хотя прошло уже больше двадцати лет, моментально узнал Элису.

Они встретились на ВДНХ. Элиса была в Москве с какой-то делегацией, ей едва удалось вырваться на несколько часов. В павильон СЭВ, она вошла раскрасневшаяся от мороза, в её светлых волосах медленно таяли снежинки. Они стояли под картиной, на которой был изображён пьяный спящий Захар и не могли оторвать взгляд друг от друга. Растаявшие снежинки превратились в маленькие капельки и изумительно сверкали, отражая свет хрустальной люстры. Вскоре динамик-полиглот напомнил на двенадцати языках, что павильон закрывается через четверть часа. Когда помещение совсем опустело, Захар снял пальто, расстелил его на полу и достал из кармана бутылку водки. Заведующий павильоном, узнав известную художницу оставил им свет, а потом даже принёс стаканы и несколько марокканских мандарин. Элиса давно уже опоздала на все запланированные мероприятия, она положила голову Захару на плечо и слушала, и слушала… Слушала про первую бомбёжку унесшую жизни всей семьи, слушала про неожиданную эвакуацию, про медальон Кёлера, про гибель Рощина. Захар пил и рассказывал, как после смерти Анны Кирилловны, по доносу соседей, его выселили «с незаконно занимаемой жилплощади», как он четыре месяца жил на Киевском Вокзале, пока не освободилось место в университетском общежитии, как днём он учился, а ночами работал на строительстве подземных переходов. В словах Захара было столько боли и одиночества, что на глазах Элисы, несколько раз появлялись слёзы.