Читать «Знание — сила, 2007 № 12 (966)» онлайн - страница 47

Самый простой и очевидный пример. Как правило, личностные черты и факты жизни ученого мало влияют на характер научного исследования, выдающиеся человеческие качества не часто сопутствуют удаче в постижении законов природы. Человек и Ученый обычно ведут совершенно обособленное существование, в лучшем случае они — добрые соседи. Александр Романович — исключение из этого общего правила. Он сам строил свою жизнь — продуманно, научно, основываясь на строгих, хотя и трудно понимаемых обычным человеком законах. С другой стороны, черты его личности нашли свое отражение в его научной работе. Не совершив большой ошибки, его лекции, статьи и книги можно назвать «добрыми», «сочувственными», иногда даже «страстными» и всегда «ориентированными на человека». Человек и Ученый настолько тесно переплелись в нем, что оторвать одного от другого не представляется возможным.

Самое яркое свидетельство тому — две его наименее научные работы, переведенные на все мыслимые языки, «Маленькая книжка о большой памяти» и «Потерянный и возвращенный мир», благодаря которым он стал знаменитым среди читателей во всем мире. По сути, Лурия основал ими новый литературный жанр, имеющий теперь своих адептов и ценителей (среди них наиболее известный Оливер Сакс, американский нейрофизиолог, автор многих прекрасных книг луриевского толка, впрямую инспирированных Александром Романовичем) — счастье, выпадающее на долю лишь особо избранным, а в наше время, когда, кажется, написано уже обо всем и всеми возможными способами, и вовсе представляющееся несбыточным. В первой книге Александр Романович рассказал о знаменитом в свое время мнемонисте Соломоне Вениаминовиче Шерешевском, которому природа отказала в даре забывания: спустя десятилетия он помнил все до последнего значка на странице книги на неизвестном ему языке, всего на несколько секунд показанную ему во время психологических опытов или концертных выступлений. Героя второй, младшего лейтенанта Льва Александровича Засецкого, фашистская пуля, задевшая мозг, обрекла на муки беспамятства. Обоих из них Александр Романович наблюдал десятилетиями, стараясь, с одной стороны, облегчить их участь, а с другой, исследуя изменения в поведении, сознании, мышлении людей, у которых одна из главных функций мозга либо разрушена, либо гипертрофированно развита, подтвердить или отвергнуть свои гипотезы о работе мозга. Он подходил к своим необычным пациентам — и это отчетливо видно на каждой странице его книг — одновременно и как ученый, и просто как человек, остро сопереживающий чужую боль.