Читать «Злой рок Пушкина. Он, Дантес и Гончарова» онлайн - страница 70

Нельзя не отметить, что из всех свидетельств о послед­ней дуэли Пушкина, оставленных друзьями Пушкина и ре­дактированных в духе строгой охраны чести вдовы Пушкина, приведенные слова князя Вяземского являются единствен­ным свидетельством, несущим осуждение поведению На­тальи Николаевны. В письме к А. Я. Булгакову от 9 февраля 1837 года, предназначенном для разглашения в обществе, тот же князь Вяземский почти в тех же самых выражениях рису­ет положение дел после брака, так же характеризует поведе­ние Дантеса и отношение Пушкина, но... опускает сообщение, касающееся Пушкиной. «Отношения к жене не пострадали», говорит князь П. А. Вяземский в этом письме к А. Я. Булгако­ву, «и стали еще нежнее».

Конспективные заметки, набросанные Жуковским, не по­зволяют нам принять утверждение Вяземского за истинное. В действительности отношения Пушкина к жене были очень сложны. Прежде всего, неровны. «После свадьбы. Два лица. Мрачность при ней. Веселость за ее спиной» — записал Жу­ковский. Что значит эта двойственность в отношениях Пуш­кина: при жене мрачен, без нее весел?

За только что приведенной заметкой следует в заметках Жуковского совершенно нерасшифрованная запись «des revelations d'Alexandrine». Какие разоблачения и кому сделала старшая из трех сестер, Александрина? Кому? — Кажется, по контексту надо думать: Жуковскому. Вслед за этой загадочной записью Жуковский заносит: «При тетке ласка к жене, при Александрине и других, кои могли бы рассказать, — des brusqueries (резкости, грубости). Дома же веселость и большое согласие». В этой заметке все неясно. При тетке Пушкин ласков к жене, при других, кто мог бы рассказать, грубоват. Кому рассказать? Данте­су, что ли? Если Дантесу, то почему же Пушкину нужно, чтобы до Дантеса дошли сведения не о том, что он ласков с женой, а о том, что он с ней груб? Последняя фраза записи «дома же веселость и большое согласие» как будто противоречит приведенной раньше записи: «Мрачность при ней. Веселость за ее спиной». Слишком скудны заметки Жуковского, не дают они ответа на бесчисленные вопросы, не дают представления о том, что же было? Они бросают намеки, тревожат наше воображение и остаются немыми. Все, кто занимается Пушкиным, кто любит его, будут склоняться в тревожном раздумье над записями Жуковского, и их жадная и раздражительная пытливость вряд ли будет удовлетворена. И будут ли разре­шены когда-либо загадки, заключенные в словах и фразах, на­бросанных для памяти Жуковским? Вот последние три стро­ки во втором листке конспективных заметок Жуковского: