Читать «Злой пес» онлайн - страница 115
Дмитрий Юрьевич Манасыпов
Дальше-дальше-дальше, на велике, от Гагарина и до самолета минут десять, если не спешить. Если быстрее – уложишься в семь, даже со светофорами. До перекрестка Кирова и Москвы, где машины ныряли в тоннель… Тоннель, кольцо, перекресток… без разницы. Полвека над ними стоял он. Пожалуй, один из нескольких настоящих символов города. Как костел, или Паниковский, или Ракета… а он – просто Самолет.
Просто ИЛ-2, просто зеленый штурмовик, поднятый из болот Карелии и восстановленный из железного ломаного хлама, превращенный в себя самого. Вы не видели Самолет? Вы не были в Самаре.
Грохотала трамваями Ташкентская, строго смотрели корпуса детской областной имени Калинина, что потом стала называться как-то иначе, по имени бывшего главного врача. Тут кончался сам город.
Этот город был странным, обычным, приветливым, иногда ворчащим, непонятным и очень простым, пахнущим черемухой и сиренью, пылью и бензином, тополями и свежими плюшками, Волгой и шаурмой, пивом и старыми теплоходами… Этот город пах самой Россией, которая, настоящая, пряталась именно здесь, в провинции, в глуши, пусть и не в Саратове, спокойном и неторопливом соседе Самары.
Когда Тойво в первый раз увидел огромные руины комплекса «Города мира» за автовокзалом, то даже сперва не поверил, что там охотно жили люди. Но можно ли легко такое понять охотнику из зеленых лесов, прячущихся в многокилометровых болотах, окруженных голубой россыпью озер?
Какая ему, если разбираться, была разница? Никакой. Дядюшка Тойво жил здесь, не сам выбрав такую судьбу, и жил так, как считал нужным. Жестоко? А другие справлялись как-то по-другому, особенно, если понимать простую вещь – он-то был здесь чужим.
А если кому-то из ходящих в ошейнике там, дома, захотелось бы что-то изменить, забрать себе всю жизнь Тойво, перерезав ему горло сточенным ножом или размозжив череп колуном или ломом-пешней для льда, или отравить найденным крысиным ядом, или спалить вместе со всей семьей? Значит, так тому и быть. Пока Тойво успевал увидеть и понять любой позыв нанести вред ему или домашним куда раньше, чем само это существо успевало задуматься о таком всерьез.
Хотелось ли дядюшке Тойво, порой сгибающемуся от боли в дугу и смотрящему через левый мертвый глаз настоящие и такие живые фильмы… фильмы цветные, объемные, звучащие жизнью и пахнущие ей же, вернуться назад, в то прошлое? Финн старался не думать об этом – такие мысли отвлекают от настоящего и ежедневного. Оно, не дающее забыть о себе ни на минуту, своей обыденной насущной простотой легко доказывало свою силу.
Проснуться без неожиданной боли где угодно, без вдруг отказавших рук-ног или ослепшему.
Сунуть ноги в обрезанные сапоги с чулками из меха нормальных псов, изредка попадающихся в городе, и отправиться к самому обычному сортиру, сухому и непродуваемому ветром.
Пройтись по дому, внимательно проследить за всем тем, что каждое утро должно повторяться, оставаясь незыблемым и правильным: от Кривого, таскающего воду в емкости, до Марии, разделывающей своими руками подросших кроликов, которым старший выдрал зубы с когтями для ожерелий на рынок.