Читать «Зима тревоги нашей. Путешествие с Чарли в поисках Америки» онлайн - страница 25

Три года учебы с отличием — и внезапное исключение. Говорят, это убило его родителей, да и от самого Дэнни мало что осталось. Шаркающий скорбный призрак, клянчащий десятицентовики на пинту «топлива». Англичане выразились бы так: он не оправдал надежд родни, хотя в большей степени он не оправдал своих собственных ожиданий. В результате Дэнни превратился в бродягу, блуждающего по улицам с глубокой ночи до раннего утра, — одинокое и жалкое создание. Выпрашивая мелочь на выпивку, он заглядывает тебе в глаза, будто умоляет его простить, потому что простить сам себя он не может. Он спит в лачуге на судовой верфи, некогда принадлежавшей Уилберам. Я склонился, рассматривая его следы, чтобы понять, куда он направился. Судя по ним, с верфи он ушел и может быть где угодно. Коротышка Вилли не станет его арестовывать. Что толку?

Я знал, куда мне идти. Еще лежа в кровати, я понял, куда меня так тянет, увидел будто наяву, даже запах почувствовал. Старая гавань теперь в изрядном запустении. После постройки нового волнолома и городского мола огромная якорная стоянка, образованная зубчатыми выступами Троицына рифа, заросла илом и песком. Исчезли стапели, канатные дворы и склады, где целые семьи бондарей изготавливали бочки для китовой ворвани, исчезли причалы, над которыми нависали бушприты китобойных судов с их гальюнными фигурами или резными носовыми украшениями. Обычно они были трехмачтовыми, с крепкой обшивкой, способной выдержать долгие годы плавания при любой непогоде. На бизань-мачте крепились прямые паруса и нижний косой парус; бом-утлегарь был выносной, двойной мартин-гик служил и шпринтовым гафелем.

Есть у меня гравюра Старой гавани, до отказа забитой кораблями, и несколько выцветших фотографий на листах железа, но я и без них отлично знаю и гавань, и корабли. Мой дед чертил их на земле тростью из бивня нарвала и без устали гонял меня по морским терминам, постукивая по источенной приливом свае — жалкому огрызку того, что некогда было причалом Хоули. Неистовый старик с седыми бакенбардами. Я любил его до дрожи.

— Ладно, — говорил он голосом, которым привык отдавать команды с мостика без всякого рупора, — назови-ка мне всю оснастку, да погромче. И не шепчи!

И я выкрикивал названия снастей, он же выстукивал тростью из бивня нарвала в такт моим словам.

— Бом-утлегарь (бац!), бом-кливер (бац!), средний кливер, кливер (бац! бац!).

— Громче! Не смей бубнить!

— Фор-трюмсель, фор-бом-брамсель, фор-брамсель, верхний фор-марсель, ундерлисель, фок! — И каждое название сопровождалось ударом.

— А теперь грот-мачта! Громче!

— Грот-трюмсель! — Бац!