Читать «Зигги Стардаст и я» онлайн - страница 19

Вместо этого говорю:

– Я понимаю. Извини.

– Она ждала моего звонка. Ты это понимаешь? А я не позвонил. Пришлось сидеть здесь. Весь день. Ждать, пока ты притащишь домой свою воровскую задницу.

– Да, сэр.

– Если она, помоги мне боже, не возьмет трубку…

Папа вскакивает с дивана. Я отшатываюсь. Он никогда не бил меня, но все же… береженого бог бережет. Проходит мимо, задевая меня плечом, спотыкаясь на двух ступеньках, которые ведут в кухню, к стоящему там телефону.

– Гребаный ковер, – бормочет он, приваливаясь к стене. Снимает трубку. Каждая цифра тик-тик-тикает, точно крохотный молоточек, пока набирается номер.

Пожалуйста, возьми трубку, пожалуйста, возьми трубку, пожалуйста, возьми трубку. Я вижу три вещи:

1) Иисуса на деревянном кресте, обсыпанного золотой пылью, висящего над телевизором. Он был мамин. Да, был. Когда я родился и она вытолкнула меня из темноты, я всосал в себя весь свет в этом мире, и ее не стало. Тетя Луна говорит, что это был божественный промысел, но ведь она считает, что и Сент-Луис – астрологический центр вселенной, так что даже не знаю… И, хотя мы с отцом больше не ходим в церковь, со стены его все равно не снимаем.

2) Рядом висит вышивка в рамке: «Дом там, где серце» – выведено кривыми оранжевыми буквами. Она бабушкина. В смысле, папа вышил для нее, когда был маленьким, потому что бабушка говорила эти слова каждый день, как другие «доброе утро». (Вышивка была для нее дороже «самого рая», потому что маленький папа трудился несколько месяцев и неправильно написал слово «сердце».) Мы не трогаем ее, хотя оба считаем фразу дурацкой банальностью. Не в обиду сказано, бабуля.

3) Папа Бивера в телевизоре обнимает плачущего Бивера. Звук выключен, и я не слышу, что они говорят, но могу представить нечто вроде: «Тише, тише, милый сынок. Что бы ты ни натворил, я все равно буду любить тебя больше, чем свою бутылку виски». Или еще что-то в том же духе.

– Привет. Хизер?.. Привет-привет, это Роберт… из «Блюзовой нотки», вчера вечером… Тот, кто угощал тебя текилой, помнишь?.. Мы целовались в туалете, и… Да, привет, это я.

Боже! У девицы голос как у победительницы конкурса «Лучшая шлюха» на сент-луисской окружной ярмарке. Что ж, по крайней мере, она дома.

Папа прикрывает рукой трубку.

– Сделай мне выпить, сынок?

Ныряю под барную стойку и беру чистый бокал: два кубика льда из крохотной морозилки, до половины «Джек Дэниелс», плеснуть содовой, выжать дольку лайма. Взгляд в зеркальную стену за спиной. Прикрываю волосами шрам на лбу, бегу обратно с выпивкой.

Он уже примостился на корточках у стены, вертит в руках телефонный шнур, как тринадцатилетняя девчонка. Когда-то папа был красив, как кинозвезда, – я видел старые фотографии – загорелый, мускулистый, с волосами песочного цвета и улыбкой, которая разбивала девичьи сердечки. Теперь – подтаявшая и оплывшая версия прежнего: восковая кукла Роберта Редфорда, выброшенная на обочину.