Читать «Земля светлячков» онлайн - страница 16

— Дружно! Взялись! — приговаривал Хвороща. — Не бойтесь, ешьте просто со шкуркой, с золотыми ворсинками. Весь вкус в этих ворсинках, в этой росе. Ах, какой запах, ах, как сладко тает во рту, вы попробуйте — уммм! Это просто сон, это что-то необычайное, я два года прививал, пересаживал, поливал, чтобы на ней пучками, пучками выросли эти душистые золотые ворсиночки.

Он говорил, а сам отхватывал немалые ломти и каждому в руки: берите, ешьте, угощайтесь, вкушайте, пробуйте, наслаждайтесь, смакуйте!

Даже не верилось: лежала перед ними дыня, как горб, а за Хворощиными присказками, за весёлыми его приглашениями и не заметили, как умяли её. Смели все, даже шкурки сьели.

Хвороща вкатил третью дыню.

Подождите, разве ж это дыня?

Чублик даже рукой пощупал: никакая не дыня, а большой глиняный кувшин.

— Правильно! Правильно, сынок! — весело согласился Хвороща; он смеялся и в своей папуасской повязке, с петрушкой за ухом аж блестел фиолетовым глянцем от радости. — Правильно, глиняный кувшин! Я их тысячами леплю на берегу и выращиваю в них дыни… Брат Вертутий, давайте поднимем его и немного стукнем.

Вдвоём едва-едва подняли они глиняный кувшин и легонько стукнули об пол. Кувшин раскололся. И когда отколупнули один черепок, а потом другой, третий… Нет, Чублик никогда не видел такой нежной, такой прозрачно-тонкой лимонно-жёлтой шкурки у дыни. Кажется, вся дыня была налита мёдом. Вся она светилась, словно солнце, и даже жёлтые семечки (изнутри!) тоже просвечивали — их видно было сквозь толстую медовую мякоть.

— Угощайтесь, угощайтесь! Как говорят: пускай вам здоровья прибудет. В ручки, в ножки и в животик немножко! А я вам сейчас ещё одну…

Хвороща прикатил четвёртую дыню, дыню-арбуз. Это чудо природы нужно было есть так: хорошенько поколотить её в руках, нарезать и сперва выпить из середины густой-прегустой сок, от которого аж слипались губы; потом вынуть красного «деда», этого, знаете, что весь в серебристом инее, — и сьесть. А тогда уже браться за ломти, каждый величиной с локоть, и каждый пахнет и арбузной сладостью, и осенним ароматом дыни.

Ещё не управились с одним блюдом, как Хвороща вкатил пятую дыню, вертутивку. Сказав, что такого богатыря — дыню-великана с головой, с жёлтым ободком посредине и будто с руками, упёртыми в бока, — он вырастил у себя в погребе и назвал в честь брата Вертутия вертутивкой. Тут же разрезал «брата Вертутия» на толстые ломти — дыня распалась веером и заняла полстола.

Сьели полдыни и тут…

— Не могу! — застонал Вертутий. — Спасибо, дорогой Хвороща. От сердца спасибо, наелись. Хоть и в мою честь названо, не лезет. Вы же знаете, мудро сказано: человек не скотина, больше ведра не сьест.

— Сьест, сьест! — подкладывал и подкладывал ломти Хвороща. — На вашу мудрость у меня есть лучшая мудрость, послушайте: брюхо не дерево, растянется.

И Хвороща вкатил ещё одну дыню, дыню-ведьму, а затем и последнее своё чудо — дыню, которая выросла на груше.

— Да не могу! — уже криком закричал Вертутий. — Слышите: на мне все трещит! И глаза на лоб лезут!