Читать «Записки современника. Дневник студента» онлайн - страница 16

Степан Петрович Жихарев

Насилу, насилу мог добыть "Четвероевангелие", изданное нашим Харитоном Андреевичем и посвященное государю32. Все издание в 600 экземпляров разошлось в два года. Что за необъятный, почтенный труд! Ни одного слова не упущено, ни одного не прибавлено, а между тем все происшествия евангельской истории и все поучения Спасителя следуют в хронологическом порядке и читаешь их как будто писанные одним человеком. Митрополит чрезвычайно уважает Харитона Андреевича за этот труд, и преосвященный викарий Августин отзывается о нем с чрезвычайною похвалою. Непременно послал бы эту книгу к матушке, да боюсь бабушки: пожалуй, старушка почтет франмасонскою книгою и прогневается. Досталось же от нее и покойному М. В. М. за то, что в приделах великолепной церкви своей устроил печи! С тех пор перестала ссужать его деньгами, а прежде отказа не было.

2 марта, четверг.

Вчерашним утром ездил с поздравлением к имениннице33, но она не принимала, а швейцар объявил, что покорнейше просят на вечер. "А много у вас будет гостей?". -- "Да приглашают всех, кто приедет утром, а _з_в_а_н_н_ы_х нет: т_и_х_и_й_ _б_а_л_ назначен".

Нечего сказать, т_и_х_и_й_ _б_а_л: вся Поварская, в буквальном смысле, запружена была экипажами, которые по обеим сторонам улицы тянулись до самых Арбатских ворот. Кажется, весь город втиснут был в гостиные А. С. Чужая душа -- потемки, но принимать гостей мастерица: всем одинаковый поклон, знатному и незнатному, всем равное ласковое слово и приглашение на полную свободу. Играй, разговаривай, молчи, ходи, сиди -- словом, делай что хочешь, только не спорь слишком громогласно и с запальчивостью: этого хозяйка боится. Кого тут не было, начиная с главнокомандующего до нашего брата, студента, от альфы до омеги! Гр. Растопчин, кн. Юр. Влад. Долгорукий, П. С. Валуев, Обресков, кн. Вяземский, сенатор Алябьев, Мухановы, кн. Голицыны, Марков, Кутузов, Волконский, Спиридов, Лопухины, Мамонов, Обольянинов, гр. Салтыков со своим неразлучным Броком, и проч. и проч. -- словом, почти вся московская знать. Я заслушался гр. Растопчина: что это за увлекательный образ изъяснения -- анекдот за анекдотом; одной чертой так и обрисует человека, и между тем о своей личности ни слова. По короткости своей с именинницей он, говорят, сделал ей сегодня пресмешной сюрприз. Заметив, что она любит пастеты, он прислал с Брокером к ней за минуту до обеда преогромный пастет, будто бы с самою нежною начинкою, который и поставил перед хозяйкою. В восхищении от внимания любезного графа, она после горячего просила Брокера вскрыть великолепный пастет -- и вот показалась из него прежде безобразная голова Миши, известного карла кн. X., а потом вышел он весь с настоящим пастетом в руках и букетом живых незабудок.

Ужин был человек на сто, очень хороший, но без преступного бородинского излишества. За одним из маленьких столиков, неподалеку от меня, сидели две дамы и трое мужчин, в числе которых был Павел Иванович Кутузов, и довольно горячо рассуждали о литературе, цитируя поочередно любимые стихи свои. Анна Дорофеевна Урбановская, очень умная и бойкая девица, хотя уже и не первой молодости, прочитала стихотворение Колычева 34 "Мотылек" и сказала, что оно ей нравится по своей наивности и что Павел Иванович такого не напишет. Поэт вспыхнул. "Да знаете ли, сударыня, что я на всякие заданные рифмы лучше этих стихов напишу?". -- "Нет, не напишете". -- "Напишу". -- "Не напишете". -- "Не угодно ли попробовать?". Урбановская осмотрелась кругом, подумала и, услышав, что кто-то из гостей с жаром толковал о персидской войне и наших пленных, сказала: "Извольте; вот вам четыре рифмы: плен, оковы, безмен, подковы; даю вам сроку до конца ужина". Павел Иванович с раскрасневшимся лицом и с горящими глазами вытащил бумажник, вынул карандаш и погрузился в думу. Прочие продолжали разговаривать. Чрез несколько минут поэт с торжеством выскочил из-за стола. "Слушайте, сударыня, а вы, господа, будьте нашими судьями", и он громко начал читать свои bouts-rimes: