Читать «Записки молодого человека» онлайн - страница 90
Константин Симонов
Не очень-то доверяя такой слишком уж картинной точности, я попросил комиссара все же позвонить в порт — может, крейсер еще не отвалил. Он ответил, что во флоте точность — это действительно точность. Но я все-таки попросил его еще раз позвонить.
Когда он позвонил, выяснилось, что крейсер еще здесь, но должен отвалить с минуты на минуту. Мы взяли у комиссара записку и, как угорелые выскочив нз штаба, в сопровождении краснофлотца понеслись по набережной на дальний причал, у которого стоял крейсер. Все причалы были полны судов. Стояла морозная погода, и шел снег. Над морем и над набережной курился густой белый пар.
Гулко шагали краснофлотские патрули. Минут через двадцать бега мы добрались до крейсера, который еще и не думал отваливать. На него догружали орудия, ящики с боеприпасами, автомашины и многое другое. Кроме грузов, на крейсере шли в Крым штабные работники 44-й армии, командование которой уже находилось в Феодосии.
Моряки по зимнему времени имели на крейсере не столь щеголеватый вид, как обычно. Оии ходили в полушубках, отличаясь только своими черными морскими шапками.
Прошел еще час, прежде чем мы отвалили. Двое моряков рассказывали о первом дне высадки, но мне так хотелось спать, что я не выдержал и заснул.
Феодосия, которую я помнил с детства
В Феодосию мы пришли в четыре часа утра. Пришвартовались и начали выгрузку.
Мы с Мержановым, по своей корреспондентской торопливости, выбрались на берег чуть ли не первыми. Все причалы, весь берег были загромождены ящиками с боеприпасами, еще какими-то ящиками и машинами. Поодаль виднелись фантастические очертания вдребезги разбитых складов, взорванного железа, изогнутых и вздыбленных в небо крыш. У низкой портовой стенки, которую я помнил в Феодосии с детства, с двадцать четвертого года, валялись скрюченные трупы немцев.
Немного поблуждав среди всего этого лабиринта развалин и обломков — результата обстрела нашей артиллерии в ночь высадки и последовавших за нашей высадкой немецких бомбежек,— мы выбрались из пределов порта.
Город поднимался вверх большой подковой. Он был в этот час черным и пустынным. Стоял мороз — девятнадцать градусов,— а на юге мороз всегда кажется более злым, чем на севере. С моря дул сильный шквалистый ветер. Дома зияли пустыми, разбитыми окнами. Многие были разрушены. То не было половины стены, то прямо в стене была дыра от снаряда. Открытые настежь двери со стуком хлопали на ветру, дребезжали и сыпались вниз разбитые стекла, а перегоревшие железные листы спускались с крыш выгоревших домов, точно знамена, и при сильных порывах ветра с лязгом били по стенам.
Чем выше поднимались в гору, тем больше попадалось нам брошенных немецких машин — и грузовых и легковых. Кое-где на тротуарах и на мостовой еще валялись трупы немцев. Их еще не везде убрали. Город был взят врасплох. Весь автотранспорт, который и в гаражах и на улицах нз-за морозов стоял у немцев со спущенной водой, так и остался там, где оиебыл оставлен на ночь.