Читать «Записки молодого человека» онлайн - страница 9

Что дальше?

Выходило, что главное, из-за чего мы приехали, с точки зрения материала в газете, не состоялось. Вставал вопрос: что дальше? Настроение было поганое. Из Москвы начали идти тревожные из­вестия о том, что немцы прорвали фронт и насту­пают. Первое желание было — бросить все и вер­нуться!

Но, с другой стороны, нельзя было делать такой огромный конец впустую. Вдобавок меня тревожи­ло, что в период отступления — я это уже хорошо знал по своему опыту — ценный для газеты мате­риал получить почти невозможно, и, значит, газета сидит голодная. Именно в такие дни, как никогда, нужны материалы с других, устойчивых участков фронта.

А еще, кроме всего прочего, мне очень хотелось после Одессы — самой южной точки фронта — побы­вать на Рыбачьем полуострове, на самой северной его точке. Но на море были шторма, и на Рыбачий ни сегодня, ни завтра не было надежды выбраться. А газета не ждала!

Поэтому я занялся делом, которое меньше всего люблю,— стал собирать с чужих слов материал для того, чтобы немедленно передать какой-нибудь очерк.

Впрочем, на этот раз мне повезло, и я познакомил­ся с рядом людей, которые стали потом моими фрон­товыми друзьями.

В морской разведке я познакомился с ее началь­ником — капитаном второго ранга Визгиным, плот­ным, веселым человеком, добродушным, хотя и не­сколько резковатым в обращении,— и с его заме­стителями. Один из них был сдержанный, невозму­тимый подполковник Добротин. Когда-то он начинал свою судьбу в Конармии, потом много ездил по бе­лу свету, уж не знаю в качестве кого, хорошо вла­дел языками, был очень вежлив и обязателен — сло­вом, являл собой тот тип высокообразованного военного профессионала, с которым не каждый день встретишься.

Он довольно подробно рассказал мне о работе морской разведки, прохаживаясь по комнате и слег­ка волоча ногу, еще не зажившую после недавнего ранения во время одной из наших диверсий против немцев в Норвегии.

Познакомился я и со вторым помощником Визгина, майором Люденом, о котором потом упоминал в очерке "В праздничную ночь".

Люден был полной противоположностью Добротина. Это был своего рода еврейский гусар — средне­го роста, толстеющий, лысеющий человек, в толстых очках, блестевших своими какими-то восьмигранны­ми стеклами. У него были шумные повадки одесси­та и привычка вечно напевать какие-то арии и арио­зо. Судя по всему, у него, как и у Добротина, был порядочный опыт за спиной и заграничные команди­ровки, но при этом страшная любовь ко всему та­инственному и романтическому. Говорил он об этом шумно, с азартом и, хотя, по сути, не выбалтывал ничего лишнего, то есть вовсе не был трепачом в от­ношении действительных секретов, но в его манере обращения и в его разговорах присутствовал оттенок чего-то немножко несерьезного, трепаческого. За ним утвердилась "кличка "Диверсант", которая ему самому очень нравилась.