Читать «Записки молодого человека» онлайн - страница 85

Второй разговор вышел не лучше первого, но я никогда не забуду Ортенбергу этого доброго по­ступка.

У меня в "картотеке" спал Капустянский, У ног его стояли огромные валенки. А мои валенки были тесные, и я боялся лететь в них в дальнюю дорогу и впервые в жизни пошел на подлог: вынул из вале­нок Капустянского портянки, взял эти валенки себе, а на их место поставил свои, аккуратно вложив в них портянки.

По дороге на аэродром мы засадили машину в снег, и, вытаскивая ее, я снова надорвал себе мыш­цу. В конце концов мы приехали на аэродром в тот момент, когда наш самолет уже выруливал и катил­ся по полю, собираясь взлететь.

Когда я спросил у дежурного по аэродрому, где самолет, который идет в Краснодар, он показал: "А вот он",— на уже катившуюся далеко по полю машину.

Было глупо и стыдно. Вдобавок могло создаться впечатление, что не улетел нарочно. Я даже не знал, что делать. В руках у меня был чемоданчик, и я растерянно стоял с ним на аэродроме. Вдруг само­лет, который до этого катился по аэродрому, засто­порил. Он попал колесами в сугроб и буксовал. Мы с дежурным побежали к самолету и, задыхаясь, до­бежали до него в тот момент, когда он, погазовав, уже выбрался из сугроба и собирался взлетать. Оказалось, что на мое место уже взяли другого человека. Лишних мест в самолете не было. Но лет­чик, ругаясь, все же согласился взять меня, и бук­вально в последнюю минуту меня вместе с моим чемоданчиком подняли на вытянутых руках и впих­нули в штурманскую кабину.

Для того, чтобы представить себе дальнейшее, нуж­но описать кабину. На штурманском месте в ней уже сидел пассажир, а в лобовом целлулоидном щи­те, в специально сделанных прорезях, стояли спа­ренные пулеметы. Меня впихнули и защелкнули сни­зу люк. Самолет рвануло, и он стал взлетать. Сесть было некуда, и я устроился полусидя, вкось, на ру­коятках пулеметов. В этой тесноте я почти не мог пошевельнуться, трудно было даже двинуть рукой, чтобы вытереть лицо или поправить на голове шап­ку.

Погода была скверная. Мы обходили иакие-то бу­раны, нас качало и трясло. Из пулеметных проре­зей врывался холодный воздух, а мороз в этот день был больше тридцати градусов.

За все свои полеты на У-2 я еще ни разу и в пя­тую долю не замерзал так, как теперь.

Когда мы примерно через четыре часа полета се­ли вблизи Каменска, где тогда размещался штаб Южного фронта, я вылез из самолета полуживой. Лица не чувствовал, рук — тоже, ноги почти не от­зывались на боль. Я трясся от холода, но это как раз легче всего было поправить. В столовой у лет­чиков я выпил триста граммов водки, внутри мне стало тепло, но как я ни растирал снегом лицо и руки, они продолжали болеть.

Вдобавок ко всему выяснилось, что сегодня мы дальше не полетим.

Узнав, что здесь поблизости стоит штаб Южного фронта, я вспомнил, что во фронтовой газете рабо­тают знакомые ребята, в том числе Коля Кружков. Мне удалось по телефону соединиться с газетой и поймать там Кружкова.

Через полчаса на попутном грузовике я уже ехал в Каменск с тем, чтобы вернуться завтра к восьми утра, ко времени вылета самолета.