Читать «Заклание-Шарко» онлайн - страница 59

Роман Уроборос

АНАТОЛИЙ. Понял я все. Но к сведению каких-то там, кто моей жизнью и смертью заведует — я жизнь свою дорого отдавать собираюсь.

АЛЕКСЕЙ. (Похлопывая Анатолия по плечу). Ну, вот, узнаю брата Васю. У многих была возможность убедиться, как дорого стоят наши с тобой жизни. Давай обсудим как сторожа и охранников валить будем. Гансы сказали, что это — наша зона ответственности. С остальными они и без нас справятся. О, личная охрана Василича вышла. Парни, курить есть?

Машина внезапно заглохла, и некоторое время катилась по инерции.

ФЕДЯ. Что такое?

АНТОН. Машина заглохла.

ЛЕША. Это как? Новая совсем машина. Иностранная. И как десятилетняя девятка — заглохла?

АНТОН. Чудеса случаются.

ЛЕША. Знаешь. Это уже не чудеса. Это тебе открытым текстом уже орут. Небеса даже, наверное. Не езжай по этой дороге, сверни, там опасность сверхъестественная. Третий раз орут.

АНТОН. Федь, дай автомат. Парни, кто хочет обратно — я никого не держу. Только вы поймите. Там впереди — более-менее знакомые люди. Четверо из них вооружены. Отбиться, если кто нападет, можно. Назад идти — там полная неизвестность, враждебная милиция, как мы только что поняли, которая, может, имеет приказ открывать огонь на поражение. Эх, раньше надо было в Америку валить… Ну, вы со мной, или против меня?

ЛЕША. Мы все же друзья, в конце концов, с первого класса.

ФЕДЯ. Почти всю жизнь вместе, у меня кроме вас только отец с матерью есть. И все.

ВАСЯ. Один за всех? (вытягивает вперед руку). Все за одного?

АНТОН. (Все улыбаются по-доброму). Шутишь, да?

Зал, как уже описывалось ранее, был кирпично-красный и мрачный, а, подсвечиваемый факелами, обретал и вовсе зловещий образ, что, правда, скрашивалось П-образным столом с белоснежно-блестящей скатертью, ломившимся не на шутку от покрывавшей его толстым неэфирным слоем выпивки и закуски изысканно-русской богатой. Картины две делали картину зала веселой до неузнаваемости. А сцена для выступления наших немецко-американских друзей с натянутым полотном с фосфоресцирующим изображением «веселого Роджера» и вовсе заставляла всех присутствующих в зале улыбаться. Музыка, игравшая в зале, определялась одним простым выражением «немецкое техно» и звала всех начать брутальные славянские танцы-развлечения, неизменно заканчивающиеся дракой. Картина одна называлась — «Черный квадрат», другая же — «Заключительная сцена зимней охоты». На ней был изображен рыцарь на коне, который только что выстрелил из арбалета в черного маленького злобного дракончика крылатого, улетающего с максимально возможной скоростью от рыцаря. И, хотя стрелы не видно, художник сумел невероятным образом показать, что стрела вонзится в дракончика буквально через миллисекунду и непременно убьет его. Лес на картине утопал в снегу и снег плотной стеной падал с неба, не дневного уже, но еще и не вечернего. Сумерки. Гости все столпились у картины и не сводили с нее глаз. Игорь Васильевич Дворянский, высокий стройный брюнет с седеющими висками, синими лучащимися глазами, волевым подбородком и боксерским носом был двухметров. Облаченный в ослепительно белую рубашку и безупречный темно-синий костюм, он прошелся по залу, осмотрел стол и остался страшно доволен. Он залпом выпил бокал шампанского и начал наблюдать за происходящим. Ленка выделялась из всех гостей даже не одеждой, хотя белая водолазка, белая короткая юбка в сочетании с аккуратной короткой стрижкой белых волос рельефно выдергивала ее из общего черно-серо-синего фона. Нет. От Ленки шло сияние, ощущаемое всеми, и делающее окружающее пространство светлей. Если приглядеться, то на правой Ленкиной лодыжке можно было увидеть татуировку в виде бабочки. Катя и Вика были в синих джинсах и водолазках. Шатенки. Таня, отличавшаяся от подруг лишь серой водолазкой, была по-настоящему красива. Темные, как смоль, волосы, голубые глаза, маленький курносый носик, пухлые губы и очень, очень хорошая фигура. Тоска. Блэк с Мариной отделились от общей группы и о чем-то оживленно спорили. Блэк — невысокого роста, очень приятный мужчина с длинными темными волосами с проседью в вельветовом черном костюме, под пиджаком которого виднелась футболка с надписью «Black Sabbath», смотрел на свою жену с обожанием. Сегодня вечером она была обворожительна по-настоящему в черном вечернем платье, подчеркивающем все прелести ее женские небесные, соцветные с глазами ее перламутровыми. Марина была не просто красива, она была прекрасна и тембр ее голоса колокольчиком ласкал слух, несмотря на громкое техно. Вера подошла к Васильевичу, вцепилась в его пиджак и что-то шептала ему на ухо. Любой другой человек, схвати его за пиджак такая женщина, как Вера, давно бы упал в обморок от счастья, но Васильевич держался молодцом, улыбался даже, — сказывалась привычка. Одноклассник, кстати, про Верино лицо наврал. Его только слепец мог назвать очень некрасивым. Красавицей была Вера. А одноклассник ее, в третий раз правильно вскрывший себе вены, умер через год после выпускного вечера. Зоя, как истинная Верхняя Жрица, походила на Хозяйку Медной Горы, даже одета она была во что-то блестящее, расшитое то ли стекляшками, то ли бриллиантами. (Когда она успела переодеться? Ведь в сцене у украденного памятника Ленину Зоя была в брючном костюме). Зоя о чем-то очень медленно разговаривала с китайским поваром. На самом краю стола, подальше от толпы, кучковались братья Петр и Павел, Серега и Могилянский. Они пили часто, без тостов и почти не закусывая. Васильевич с тревогой смотрел на эту колоритную компанию и подумывал о том, что безумство это надо остановить. Но рядом была Вера. Могилянский был похож на состарившегося Че Гевару, густо обросшего седой бородой, сильно растолстевшего и одевшего непроницаемые черные очки, вышедшие из моды в конце шестидесятых. На Сереге был одет костюм цвета детской неожиданности, выглядевший так, как будто он нашел его на помойке. Братья Шарко же представляли собой два стодвадцатикилограммовых комочка. В очечках джонленоновских. Похожи были, не отличишь. Хотя Паша был ровно на год старше Пети. Мама с папой постарались. Ди-джей внезапно и неожиданно для всех поставил песню Billy Holiday. Васильевича отпустила Вера. Он начал приближаться к группе алкоголиков. Могилянский мгновенно ретировался.