Читать «Загадки и тайны холодной войны» онлайн - страница 33

Хрущев и Эйзенхауэр должны были увидеться в Париже на встрече лидеров четырех великих держав. На эту встречу возлагались большие надежды.

1950-е годы стали временем, когда казалось, что все ужасное осталось позади. В середине пятидесятых воцарился мир. Кончено, постоянно что-то происходило, но все-таки жили в мире. Это было время экономического подъема и создания того, что назовут социальным государством. В прошлое ушли карточки и нехватки. Выросла продолжительность жизни. Медицина достигла больших успехов. Лучше всего об этом свидетельствовало повышение уровня выживания новорожденных. В Англии в 1935 году из тысячи младенцев пятьдесят семь умирали, в 1950-м цифра сократилась до тридцати, в конце пятидесятых не выживали только двадцать два.

Вообще было ощущение, что худшее позади и больше не вернется. Изменился облик европейских городов. Вечерами они заливались ярким электрическим светом. Люди выходили на улицы погулять и наслаждались жизнью. То, что сегодня кажется естественным, тогда было в новинку и производило сильное впечатление.

Стремление к комфортной жизни объединяло Запад и Восток. Выступая на расширенном заседании президиума Совета министров СССР, Хрущев говорил:

— Товарищ Новиков ездил за границу и мне рассказывал, что ему американцы показывали, какой прочности они делают ткани… Надо поговорить с американцами. Если это продается, давайте купим, а если не продадут, давайте разведчикам нашим поручим…

14 мая Хрущев вылетел в Париж. Он считал, что разведывательные полеты — унижение его страны. Если первый секретарь ЦК КПСС не займет жесткой позиции, ястребы внутри страны вцепятся в него. На Хрущева давила жесткая позиция Китая. Он предпочел торпедировать четырехсторонние переговоры, которых так желал, но не хотел показаться слабым и уступчивым.

Хрущев требовал от американского президента извинений, хотя главы государств никогда не принимают на себя ответственность за своих шпионов — именно для того, чтобы нормальные межгосударственные отношения могли продолжаться. Эйзенхауэр же продолжал отстаивать свою правоту: закрытость советской системы делает необходимыми разведывательные полеты. Это еще больше разозлило Хрущева.

Президент Франции Шарль де Голль очень рассчитывал на успех совещания в верхах, надеялся, что оно поможет снизить напряженность между Востоком и Западом. Как хозяин, де Голль уговаривал Хрущева успокоиться, говорил, что есть смысл умерить свои претензии к американцам:

— Ну, видите, все меняется, вот ваш спутник летает над землей, пролетает над территорией Франции — мы же не обижаемся на вас за это.

Но уговоры были бесполезны.

Де Голль полагал, что в результате таких полетов Соединенные Штаты собрали за много лет очень важную информацию. В Москве не могли не знать о таких полетах. Они даже не предполагали, насколько достоверны и точны данные, полученные американским правительством. Хрущев всегда надеялся, что Запад поверит в его превосходство России. А сбив пилота, понял, что Соединенные Штаты были информированы о действительном размещении их ракетных установок, и это его бесило.