Читать «Забытая рукопись. Рассказ» онлайн - страница 2

Евгений Ростиславович Эрастов

Нет, я вовсе не стесняюсь своей роли соглядатая. Наверное, это было так определено свыше — ведь везде нужны свои архивисты.

Правда, далеко не все нюансы мне удалось запечатлеть. Дима Чурбанов, который претендовал в то время на роль первого молодого поэта области, хотя уже давно вышел из юношеского возраста (ему было далеко за тридцать), нагловато заявил, что у них компания не только спаянная, но и споенная (он вообще, как многие версификаторы, чуткие к слову, любил каламбуры), тем самым отказав мне расположиться в «поэтическом» домике. Надо отдать дань справедливости — это произошло только потому, что кроватей в домике было как раз на одну меньше, чем поэтов мужеского пола. Я оказался волею судеб под одной крышей с журналистом.

Погода была изумительная. Легкий мороз, солнце, в домиках хорошо топили (советская власть еще не рухнула!). Иногда на территорию пансионата заезжали лыжники с базы отдыха Заволжского моторного завода — коренастые толстозадые тетеньки в ярких трико, находящиеся в перманентной борьбе с собственным жиром, их прокуренные, зависимые от алкоголя агрессивно-дисфоричные мужья и радостно галдящие, милые дети. Представители единственного до конца революционного класса и технической интеллигенции с недоумением смотрели на странных молодых людей, сомнамбулически слоняющихся по территории пансионата.

«Страшно далеки они от народа», — сказал когда-то Владимир Ильич, правда, не о творческих людях, а о декабристах, и эта емкая фраза никак не выходит у меня из головы. Действительно, писатели всегда были очень далеки от того самого народа, которому так хотели служить, если, конечно, не понимать под народом высший срез общества. Я чувствовал это уже в те годы, будучи студентом, поэтому мне всегда был чужд главный заскок русской интеллигенции — нелепое хождение в народ. Так утка, опуская на мгновение голову в пруд, видит, возможно, подводных обитателей — пескарей, ершей, плотвичек, но жить вместе с ними она не может — у нее, в отличие от рыб, легочный, а не жаберный тип дыхания.

Витя Бибиков отличался от всех своей независимостью, полным отсутствием социабельности. То, о чем мечтали другие, приходило к нему просто так, падало как снег на голову. Так, например, его стихи в областную газету несколько раз носил Михаил Алексеевич Куликов, руководитель поэтического объединения «Лира». Куликов отличался тем, что принципиально не помогал никому с публикациями и говорил об этом публично, считая себя лишь литературным наставником, хвалил удачные, но явно непубликабельные по цензурным причинам стихи, тем самым воспитывая у студийцев хороший вкус. Далекий от политики, он тем не менее был человеком советским, точнее, русским, весьма провинциальным, но не бескультурным, без диссидентской гнили и страсти к критиканству, но в то же время и без дежурного ура-патриотизма. Для Виктора он сделал исключение и, вопреки своим правилам, поплелся в газету с его стихами. «Сам бы он не отнес, а стихи замечательные». Мы все не знали, как комментировать поступок Кулика (так мы называли между собой нашего руководителя). Виктор держался всегда очень независимо и несколько изолированно, спиртные напитки, обожаемые Куликовым, демонстративно презирал, к самому Кулику относился как к доброму, но недалекому школьному учителю, ничего, по сути дела, толком не знающему и не умеющему… Словом, никто не мог подозревать Бибикова в установлении личных связей, на которых все всегда изначально держалось в Византийской империи.