Читать «Забойная история, или Шахтерская Глубокая (сборник)» онлайн - страница 35
Ганна Шевченко
— Помоги… — сказал он.
Его речь сильно изменилась. Если после трех рюмок он разглагольствовал, как Цицерон, то сейчас мямлил, как пожилой Брежнев.
Я помогла ему подняться.
— Ты куда идешь?
— Домой, — ответила я.
— И я домой. Пойдем вместе.
Мы обнялись за плечи, как старые боевые товарищи, и, пошатываясь, отправились восвояси. Павел Иванович имел фигуру медведя. У него было обтекаемое, без острых углов, грузное тело. Но лицо ему досталось миловидное: маленькие хлопающие глазки с загнутыми вверх ресницами, изящный вздернутый носик и острый девичий подбородок. Шли медленно. Мы, словно два маятника, ногами привязанные к земле, шатались с разной амплитудой. Вскоре на перелесок опустилась темнота. Нас окружили ночные звуки — стрекот сверчков, уханье филина, со ставка доносился ночной лягушачий ор. Павел Иванович споткнулся, завалился в кусты и потянул меня за собой. Я грохнулась прямо на него. И тут он сошел с ума. Он впился губами в мою шею, а рукой стал шарить под юбкой.
Ах ты, старая козлина! Ах ты, нафталиновый ловелас! Ах ты, потный донжуан! А я-то думала, что ты нормальный человек. Обессиленная алкоголем, я вяло сопротивлялась его напору. Он принял это как согласие и навалился на меня всей своей тушей. Я заорала. Он застыл.
— Ты чего? — спросил Павел Иванович.
— А вы чего?
— Ты что, не хочешь?
— Не хочу.
— Почему? — удивился он.
И тут меня осенило. Он ведь тоже грешен. И договоры фальшивые составлял, и по липовым ведомостям деньги получал, начальница еще хихикала, когда их подписывала, мол, кум мой тоже свое дело знает. И еще, оказывается, на беззащитных девушек набрасывается в лесу. К Шубину его.
— Потому что здесь, под кустом, я не могу, — ответила я.
— А где можешь?
— В другом месте…
— Пойдем в другое место.
— Пойдем, — согласилась я.
С нашим темпом до шурфа нужно было идти еще минут сорок, но, подогреваемый открывшимися перспективами, Павел Иванович прибавил ходу, и минут через тридцать мы переступали через ручей. Вскоре перед нами возникло темное углубление шурфа.
— Здесь, — сказала я.
— То есть под тем кустом ты не могла, а под этим можешь?
— Здесь трава мягкая, — сказала я.
Он присел и стал руками щупать траву.
— И правда мягкая, — сказал он и стал укладываться на землю, увлекая меня за собой.
— А тебе здесь не впервой, да?
— Я сейчас обижусь, — горько сказала я.
— Да ладно тебе, иди сюда…
— Нет, подождите, не так…
— А как?
— Прыгайте туда, в углубление, там самая шелковистая трава, и ждите меня, а я разденусь и приду к вам голая, как русалка.
Он прыгнул, и больше я его не видела.
Не знаю, как добралась до дома, все покрыто мраком. Помню только, что мать, услышав грохот в коридоре, заспанная, вышла из комнаты.
— Не стыдно? — спросила она.
— Стыдно… — ответила я.
— Еле на ногах держишься…
— Иди спать.
— Посмотри на себя в зеркало, — сказала мать и ушла к себе.
Я подошла к зеркалу и увидела кикимору. Слипшиеся волосы стояли козырьком, видимо, я пыталась убрать их с лица, и они послушно засохли в нужном положении. Макушка была всклокочена, словно птицы свили гнездо и нанесли туда сухих веточек и травинок. Тушь расползлась причудливыми змейками, помада нарушила границы губ и придала лицу трагичность грустного клоуна. Я пошла в свою комнату и, не раздеваясь, рухнула в постель.