Читать «За тихой и темной рекой» онлайн - страница 106

— Чую, Семён Петрович. Лошадей запрягли?

— Уже как с полчаса.

— А почему раньше не разбудили?

Картавкин крепкой, мозолистой рукой потёр лысую голову.

— Иногда, Владимирович, и полчаса сна заменят на свете всё что угодно. Я вот что хотел у тебя спросить, да вчера как-то не решился. — атаман замолчал, давая возможность гостю самому сообразить.

Белый застегнул ремень, оправил сорочку, поверх неё надел пиджак.

— Ты, Семён Петрович, всё думаешь, может, тебе подмогу дадут? Чтобы я подсобил? Ведь так?

— Так.

— Не дадут. — Олег Владимирович присел на лавку, принялся обуваться. — В городе от силы сотен пять штыков. Причём плохо обученных тыловиков. Да сотни две казачьих сабель. — Правый сапог с трудом натягивался на ногу, от чего Белый морщился и кряхтел. — А тебе, Семён Петрович, от десятка стариков пользы мало. Единственный выход: держать оборону.

— Это мне и без тебя понятно, — отмахнулся Картавкин. — Ты мне скажи, сколько держать? Сутки? Трое? Неделю?

— Я тебе что, китайский предводитель, чтобы на такие вопросы ответить? — не сдержался Белый.

Сердце его сжалось в маленький, больной комок. Всего-навсего несколько суток… Да за эти сутки вся Марковская может сгореть. А что будет с этим крепким, по-своему добрым мужиком? Хунхузы законов не соблюдают — глумливы по своей нечестивости. И тот прекрасно понимал это.

Семён Петрович опустился на лавку, снова провёл рукой по лысой голове и неожиданно произнёс:

— А ведь я, кажись, понял, кто писульки на ту сторону возит.

— Да ты что?! — Белый схватил табурет и поставил его напротив собеседника. — И кто?

— Всю ночь думал. И так и эдак прикидывал.

— Не томи!

— Тогда, в апреле, через неделю после артиллеристов, ко мне пятеро прибыли. Один — мой ходя, и четверо — с товаром. Приплыли, поторговали, и уплыли. А вот один-то остался. Наши его «дохтуром» окрестили. Болезни разные старик горазд лечить. Я у него пару раз дурман-табак брал. Когда меня рысь поцарапала. Он к нам второй год ездит. Вот он-то, думаю, те писульки ходям и передал.

— Дурман-табак, говоришь? — Белому почему-то вспомнилось лицо штабс-капитана Индурова. — И со многими он общался?

— Откуда мне знать? Я же говорю, на день задержался. А за день, сам знаешь, с кем хошь можно встретиться.

— Понятно. Дурман-табака хоть немного осталось или всё выкурил?

— Мы хоть и неграмотные, — обиделся атаман, — а про дурь сей травы знаем. Лечим мы ею.

— Так осталось или нет?

— Да имеется.

— Покажи.

Семён Петрович прошёл в угол комнаты, открыл один из ящиков комода ручной работы, вынул цветастую свернутую тряпицу.

— Вот.

Белый развернул материю, помял пальцами мятую сухую соломку, понюхал. Сладковатый цветочный запах щекотал ноздри. Белый отвернулся, чихнул, свернул тряпицу.

— И много было такого табака?

— Мало. С горстку. Дорогущий, зараза.

— Да, Семён Петрович, неплохо в вашей станице живут, если позволяют себе опиум употреблять. Скажи, у вас многие такой табак приобретали?