Читать «За журавлями» онлайн - страница 45

И заинтересовалась она, где сейчас находится писатель: в Загорье или, по причине известности, на жительство в Москву переехал?

— Вот тут-то, ребята, я и свихнулся с правильной линии, — признался Мишка. — Взял да и брякнул: «Поэт Твардовский, — говорю, — сейчас в Москве, в нашем доме проживает. Мы с ним друзья-приятели. Он меня каждое воскресенье в кино водит…» Хотел еще что-то добавить, да вовремя осекся.

В этот раз бабушка промолчала… А в день моего отъезда в Москву приносит она из кладовой три крынки меду и дает мне такой наказ: «Одну, — говорит, — Мишенька, себе возьми за усердное чтение, спасибо, что забавлял меня, старуху. А эти две писателю Твардовскому передай: одну для него за то, что складно стихи сочиняет, а другую пусть Василию Теркину перешлет — они, наверное, с ним в переписке состоят и связь поддерживают».

От такой неожиданности я так растерялся, что ноги у меня подкосились. А бабушка говорит:

«Ты не стесняйся, касатик, мед брать. Его в этом году много».

Так мне и пришлось привезти в Москву эти три крынки.

— Ну, а дальше что было? — заинтересовались ребята.

— А дальше? — вздохнул Мишка. — Намаялся я с этими крынками… Две ночи не спал — все думал, куда мед определить. И решил наконец рассказать обо всем своему старшему брату Павлу. Выслушал меня Павел внимательно и говорит: «Да, Мишка, моральное состояние твое неважное, запутался ты крепко. Давай, — говорит, — крынки. Будем соображать, что с ними делать».

Поставили мы крынки на стол, сидим и думаем…

«Ну, вот что, — решает Павел. — С этим медом, который для Теркина предназначается, можем смело чай пять».

«Это почему же?» — спрашиваю.

«А потому, — отвечает Павел, — что Теркин есть личность вымышленная, персонаж, так сказать, и его, как известно, на свете нет». Стал я ему возражать:

«Как же так: бабушка просила обязательно передать крынки по назначению, а ты — «персонаж», «на свете нет».

«Можешь мне поверить», — авторитетно заявляет Павел.

Посмотрел я на него недоверчиво, а он уже чайную ложку в крынку окупает.

«Тебе не положено, — говорю я ему, — из этой крынки мед брать. Может быть, поэт Твардовский своего Теркина с какого-нибудь знакомого ему солдата изображал, тогда и мед нужно переслать этому солдату.

Положил Павел ложку на стол, и показалось мне, что он как будто обиделся. Потом улыбнулся, глаза у него стали вдруг веселые-веселые. «Может, — говорит, — это я солдат тот самый и есть. Я, — говорит, — тоже и в Германии воевал, и под Ельней сражался».

Полез он в чемодан и достал оттуда фронтовые фотокарточки. На одной из них Павел в городе Кенигсберге после боя сфотографирован. Стоит он около подбитого немецкого танка, одной рукой автомат держит, а другой своего товарища обнял, и оба улыбаются.

«Вот, — говорит Павел, — смотри: на этом портрете, сдается мне, я очень даже на Теркина смахиваю. И кто знает… может быть, поэт Твардовский в этот самый момент аккурат с меня своего героя изображал… а возможно, с моего боевого дружка — Коли Шибаева».