Читать «Журнал "Вокруг Света" №3  за 1997 год» онлайн - страница 68

С некоторой опаской мы высадились у масайской деревни, но все оказалось именно так, как говорили сафари-гиды. Голенастый вождь, обутый в белые кроссовки, встретил нас у «околицы» и, приняв деньги, пригласил внутрь. Мы оказались в центре круга, образованного двумя десятками приземистых — в рост человека — хижин. Это и была вся деревня. В ноздри ударил резкий запах навоза.

Немудреные масайские товары на этот раз были разложены на земле, позади них чинно стояли продавщицы. Несколько женщин образовали' хор и при нашем появлении затянули гнусавую песню. Мужчины — в основном молодые — в ярко-красных накидках, с палками и копьями в руках, выстроились в затылок и с ритмичным притопыванием и уханьем пустились по двору. Эта прихрамывающая «сороконожка» то приближалась, то удалялась, то вдруг оказывалась совсем рядом, угрожающе обвиваясь вокруг тебя кольцами, — в этот момент плечи воинов, казалось, вот-вот стиснут тебя — но когда становилось жутковато, у самых глаз мелькали по-детски веселые лица туземцев, довольных произведенным эффектом, — «сороконожка» раскручивалась и устремлялась прочь. В конце танца масаи собрались в центре круга и принялись поочередно подпрыгивать на месте. Каждый старался прыгнуть как можно выше.

Пока мужчины демонстрировали свою прыгучесть, женский хор распался — его участницы вернулись к своим делам. Несколько немолодых женщин занялись ремонтом жилищ: одна вплетала прутья в стену, другая, сидя на крыше, пригоршнями зачерпывала свежий коровий навоз и увлеченно замазывала им щели. Присмотревшись и принюхавшись, я понял, что навоз в масайской деревне — главный строительный материал. Для скотоводов-кочевников это вполне логичный выбор. А нестерпимый запах и полчища мух — сущие мелочи по сравнению с теми преимуществами, которые дает в Африке своя крыша нал головой, хотя бы и навозная.

Дружелюбие масаи было, конечно, небескорыстным, но вполне искренним. Они честно отрабатывали полученные деньги, охотно демонстрировали свои наряды, свои лица, свои жилища, обнаруживая при этом изрядный запас деликатности: не трогали никого руками, не угощали, не навязывали сувениров — в общем, «правила игры» соблюдались неукоснительно. В конце концов мы расстались, довольные друг другом, и каждая сторона сохранила убежденность в преимуществе своего образа жизни.

На следующее утро мы оставили Масаи-Мара. Доминик был на своем рабочем месте — за баранкой — но вид у него был неважный.

— Что-нибудь случилось? — спросил я.

— Болит, — пожаловался он, ткнув себя пальцем в грудь.

— Температура?

— У меня не бывает температуры...

В национальный парк Накуру мы въехали в середине дня, когда знойная дымка и поднятая ветром белая пыль уже затушевали зеркальную гладь озера Накуру — того самого озера, где проводят зиму тысячные стаи фламинго. Колонии этих птиц, занимавшие всю середину озера, казались издали розовым фантомом — отражением еще не начавшегося заката.

Пока мы размешались в номерах отеля «Львиный холм» и обедали, Доминик побывал у врача. На вечерний «выезд» он опоздал на целых полчаса — недопустимый для сафари-гида проступок — но мы, конечно, простили ему это. Врач сделал ему какой-то укол и дал таблеток. Доминик показал коробочку: что-то антималярийное — в Найроби этими таблетками завалены не только аптеки, но и полки супермаркетов. Повеселевший Доминик сел за руль. Дорога вела через лес: белесые стволы, раскидистые кроны, зеленоватая, напоминающая лиственничную, хвоя.