Читать «Жила Лиса в избушке» онлайн - страница 138

— А где у вас курят? Надо выходить?

Только не друзей. Нет для нее сейчас ничего страшнее, чем их лица напротив. Почему — неизвестно.

В шестом, закрыв на последней странице “Трех товарищей”, она ворочалась всю ночь, смотрела в темноту бессонными глазами, думала: так вот как все, оказывается, будет. Перед рассветом в зыбком сне, когда и не знаешь, что спишь, слушала низкий глуховатый голос Пат, меланхолические звуки шарманки. Озябшая обезьянка на потертой бархатной накидке, льется, льется янтарный ром, какая-то девушка — нет, это сама Дина, в реглане из верблюжьей шерсти, крутится в парке гондола с головой лебедя, гуттаперчевые кольца летят на горлышко бутылки... их вечное внимание друг к другу, вечное, тревоги, тайная забота. Ее поразило, что Кестер отдал самое дорогое, чтобы продлить на чуть-чуть жизнь умирающей девушки, нет, не своей — девушки друга. Ее лихорадило от этих деталей, придуманный вкус рома во рту, миндальный пирог с зелеными цукатами. Она всегда чувствовала, что на свете есть что-то другое между людьми — совершенное и без подлога, в чем виделась ей спокойная мощь электропоезда или ледокола — и только обыватели платочками вслед. Теперь это подтвердилось и не может с ней не случиться. Затхлый травяной запах книги у подушки — замирала от восторга надвигающейся великой дружбы. И любовь, конечно, тоже была там рядом.

Ради этого терпеть чванство подруг, соперничество, безразличие назначенных героев, обиды, подножки — пусть. Смотрела на них, думала: да пожалуйста, сколько угодно, кривляйтесь себе на здоровье, я терплю лишь потому, что жду других — великолепных, небывалых, — они скоро придут, они почти рядом.

Дина сочиняла им диалоги, города, куда они отправятся, она в шляпке-клош курит, прищурившись, с черепаховым мундштуком, отражаясь в зеркалах “Брассери-Липп”, лучшие книги, музыку, которую они будут слушать, цикады, белое вино под испанскими звездами, поступки, которые насовершают друг для друга. А пока... что взять с этих, тренировочных?

Хэм и Фицджеральд подкинули еще парочку поленьев в этот сокровенный жар. Их героев она с легкостью очистила от драмы и смятений, оставив только гладкую мужественную романтику.

В двадцать она еще думала: они на подходе, вот-вот, — все, что было до этого, не считается. В тридцать она уже не помнила, что думала, а в тридцать восемь, совсем недавно, рассмеялась, что никто уже никуда не подойдет.

Она дружила со многими. И это была хорошая жизнь вместе: важные слова и нежные, деньги в долг, и много, апельсины в больницу, ночью лететь в такси, если беда. Все было неплохо, пока эти апельсины только прославляли еще немного в общем деле дружбы, пока не закатывались они далеко на территорию личных интересов, а так по краешку, у заборов. Не надо им туда закатываться. Кто же пытает дружбу златом и чужим счастьем, заглохшим двигателем в шесть утра в минус двадцать за КАДом?

Дина и не пытала, но все равно с каждым годом друзей становилось всё меньше, а самый ужас в том, что уже не было жаль.