Читать «Жизнь по-американски» онлайн - страница 480

Я прошел на жилую половину, поцеловал Нэнси и почувствовал в ее теле напряжение, которое, как я знал по длительному опыту, показывало, что она очень обеспокоена. "Если бы я мог устранить эту озабоченность, которую она испытывает", — записал я той ночью в своем дневнике. Но это был такой случай, который напомнил мне о пределах человеческих возможностей. Несмотря на всю власть президента Соединенных Штатов, бывают ситуации, которые делают меня беспомощным и смиренным.

Единственное, что я мог, — это молиться, и я довольно много молился за Нэнси на протяжении нескольких последующих недель.

Следующие десять дней были, как кажется, самыми длинными днями в нашей жизни. Нэнси продолжала выполнять свои обязанности в полном объеме, отказываясь отложить хотя бы на время свои обязанности в рамках кампании по борьбе с наркотиками и близкой ее сердцу программы, касающейся приемных дедушек и бабушек. В это же время я должен был бороться с конгрессом относительно утверждения членом Верховного суда моего кандидата Роберта Борка, а затем фондовую биржу стало лихорадить. Я так прокомментировал это в своем дневнике 16 октября: "Я беспокоюсь о поступлении денег в оборот. Может быть, федеральная резервная система была слишком жесткой? Алан Гринспен, председатель резервной системы, не соглашается и считает, что это только давно требовавшаяся корректива". (Рассуждая задним числом, я думаю, что фондовая биржа пережила потрясение главным образом потому, что цены на ней были завышены; вкладчики неожиданно поняли, что цены были слишком высоки.)

В ту же ночь я вылетел с Нэнси в Бетесду, где ее уложили на предстоящую операцию. Я вернулся в Белый дом, но очень беспокоился большую часть ночи. Я встал в шесть утра на следующее утро, чтобы вылететь в госпиталь, но помешал сильный туман, поэтому пришлось ехать на машине, и я прибыл с опозданием. Я успел только поцеловать Нэнси и проследить взглядом, как ее увозили на каталке по коридору в операционную.

Брат Нэнси, Дик, прибыл из Филадельфии, чтобы быть с нами, и мы оба углубились в газеты, чтобы быстрее прошло время, но это не помогало. Затем, не имея никаких новостей, мы удалились в маленькую столовую и сели завтракать. Через какое-то время я поднял глаза и увидел Джона Хаттона и доктора Олли Бирса из клиники Мэйо, приближающихся к нам. На их лицах можно было прочесть то, что они собирались мне сообщить: у Нэнси злокачественная опухоль и она и ее доктора решились на мастектомию.

Я знаю, как отчаянно Нэнси надеялась, что она этого избежит, и не мог им ответить. Я просто опустил голову и заплакал. Они удалились, я остался за столом, я не мог ни двигаться, ни говорить. Затем я почувствовал руку на моих плечах и услышал несколько тихих успокаивающих слов. Их произнесла Паула Трайветт, одна из четырех военных медсестер, прикомандированных к Белому дому, и, как все они, теплый и замечательный человек. Своими словами и рукой она старалась успокоить меня. Позже я узнал, что ей подсказал это сделать Джон Хаттон. Она сделала это и была настоящим ангелом милосердия. Я не могу точно вспомнить ее слова, но они подняли меня из пропасти, в которой я очутился, и не давали мне вновь упасть.