Читать «Живые не сдаются» онлайн - страница 110

Иван Федорович Ходыкин

Иван Иванович долго еще рассказывал о Ткаченко, о том, как он попал в блок смерти, как вел себя там, как помогал товарищам, как они подняли восстание, как бежали и встретились с войсками Советской Армии.

— Жаль парня, — вздохнув, проговорил Виктор.— Такие долго не живут, сгорают...

— Нет, Виктор, ты не прав. Герои живут вечно, — возразил Бакланов.— Умирает, если можно так сказать, тело, а сам человек, его дух, его дела продолжают жить. Вот и теперь: Юрия с нами нет, а кажется, что он все-таки здесь... Да, здесь, — Иван Иванович приложил руку к груди. — И, пока мы сами не умрем, он вечно будет с нами... Так я говорю?

— Это правильно, — согласился Виктор Андреевич.— Настоящие люди не забываются.

— Ну, а как тебе удалось спастись? — спрашивал Бакланов.

— Долго, Ваня, об этом рассказывать. Большая книга получится, если все описать. — И Виктор рассказал: — Я убежал на следующий же день после тебя, перед обедом, прямо с завода... Били меня в этот день по рукам.. Пальцы согнуть не мог. В глаза тогда сказал коменданту: «Последний раз, гадина, бьешь». Не знаю, понял он или нет. Через пару часов я повез тачку с мусором к свалке. Ножницы с собой прихватил с завода. Следом подошел товарищ, с которым договорились бежать. Перерезали два ряда проволоки и — ходу. Сзади поднялся переполох, открыли стрельбу. Пули свистят вокруг. Потом с вышек перестали палить. Бросились за нами вдогонку. Мы были уже в лесу... Конечно, нам бы не спастись. Случайность помогла. Лес небольшой, редкий. Проскочили его за пять минут. Не заметили, как очутились возле шоссейной дороги. Грузовик какой-то с ходу затормозил около нас: убежать не успели. Открывается дверца, слышим по-русски:

— Скорей в кузов, ложитесь!

— Была не была. Перевалились через борт. Шофер погнал машину на всей скорости. Километров шестьдесят мчал по асфальту. Потом свернул в сторону, остановился на лесной дороге.

— Бегите, — говорит. — Теперь они вас не поймают.

— А вы кто такой? — спросил я тогда у шофера.

— Это неважно. Русский я, — и парень повернул обратно.

Почти девять месяцев скитались мы по лесам, в дождь, мороз, голодные, в худой одежонке. В конце апреля 1945 года напоролись на засаду власовцев. Схватили нас. Привезли в чехословацкий город Йиглаву. Посадили в тюрьму. Пытали, морили голодом. Так бы, наверное, продолжалось до конца нашей жизни, но, видимо, нашли концлагерь, откуда бежали. Вскоре объявили смертный приговор. Дали расписаться. Было это днем. Ночью должны были повесить. Я тогда почему-то чувствовал, что смерть — это не то, что мы обычно понимаем под этим словом, а что-то иное. Короче говоря, я не думал о смерти и гнал от себя малейшую мысль о ней. Помню, что даже уснул в тот вечер. Спал крепко, как младенец. Проснулся от выстрелов во дворе. «Ну, думаю, началось». Рядом со мной, в другой камере, сидели две русских девушки-партизанки, тоже приговоренные к смерти. Связался с ними. Они сообщили, что в тюрьме содержится много людей, которых ожидает казнь. Я и подумал: «Выводят на тюремный двор небольшими партиями...»