Читать «Живые и мертвые (Живые и мертвые, Книга 1)» онлайн - страница 244

- Всех благ, Федор Федорович! Желаю скорее выписаться!

- А ты что?

- А я - будем считать - сбежал. Буду на фронт выпрашиваться. Говоря между нами, до конца здоровым все равно уже не буду, а неделя дела не решает. Или вернут с позором, или завтра же пошлют куда-нибудь.

Войдя к себе в палату, Серпилин застал там жену.

Валентина Егоровна была, ради праздника, в старом, давно памятном ему черном шелковом платье, и Серпилин, как только она молча, поджав губы, встала ему навстречу, понял и что она здесь давно, и что уже несколько часов сердита на него.

- И все твой Максимов, я знаю, - сказала Валентина Егоровна, идя навстречу Серпилину. - Знает кошка, чье мясо съела! Где он? Боится мне на глаза показаться?

Она уже поняла, что ради праздника все равно придется простить мужа, и лишь поэтому заговорила первая.

- Ищи-свищи! - сказал Серпилин. - Развернулся во дворе и на фронт уехал.

- Да кто же пустит его? Ему выписка только в ту пятницу.

- Говорит, пустят.

- Может, и ты так собираешься?

- Там посмотрим!..

- Я передачу слышала, - сказала Валентина Егоровна, - только не сразу поняла, что это Сталин говорит. Не знаю почему - радио было все время включено, а передачу с середины речи начали...

Серпилин удивленно пожал плечами. Они оба не знали и не могли знать, что сначала, из-за опасения налета немецкой авиации, было решено ничего не передавать в эфир до окончания парада. И только в самый последний момент, уже подходя к микрофону, Сталин поглядел на небо, с которого густо повалил снег, и отдал приказ включить все радиостанции. Но пока этот приказ был передан и исполнен, прошло еще несколько минут...

- А когда поняла, что он, даже заплакала...

- Чего?

- Не знаю чего. Взяла да и заплакала... Ляжешь?

- Нет, - сказал Серпилин.

Он был взбудоражен, и ему не хотелось лежать, Валентина Егоровна поняла и не настаивала.

- Ладно. Только валенки сними.

- Они просторные.

- Ну что ж, что просторные. Ноги-то болят?

- Немножко есть.

Серпилин снял валенки, поставил их к гардеробу и в одних носках прошел через палату и сел в кресло наискосок от жены.

Валентина Егоровна никуда не уезжала из Москвы. С начала войны она работала медсестрой в госпитале рядом с домом, там же, на Пироговской, а когда Серпилина привезли в "Тимирязевку", все эти пять недель каждый день ездила сюда то утром, то вечером, в зависимости от своих дежурств.

Неизвестно почему, а впрочем, известно почему: потому что после нескольких лет разлуки она наконец видела мужа - Валентина Егоровна за эти пять недель поправилась и расцвела и из той измученной тревогой, поразившей его своим видом старухи, какой он встретил ее, вернувшись из лагеря в первый день войны, превратилась снова в немолодую, но красивую женщину, какой была несколько лет назад. За годы разлуки с ним волосы ее начали седеть, особенно на висках, но она как-то в один из дней решилась, подкрасила волосы и пришла к нему в госпиталь без седины. А когда Серпилин стал подтрунивать над ней, сказала ему без обиды, но с кольнувшей его в сердце укоризной:

"Что? Хочешь сказать, зря старалась, и так любишь? Знаю. Попробовал бы не любить! - И, помолчав, добавила: - Как, вычеркнул те годы?.. Или только притворяешься?"