Читать «Живи, Донбасс!» онлайн - страница 18

Едва удерживая равновесие, Бур упрямо шагал к Тяжному. В его автомате не осталось патронов, в подсумке – запасного рожка. Ему было нечем воевать. Он не знал, удалось ли отбить коровник, или противник продвинулся ещё дальше. Сообщи маме, попросил Вовчик. Сообщи маме. Бур вознамерился пробраться в Тяжное, а потом по темноте заложить дугу в обход Шатова. Может быть, получится выйти к своим.

Он схоронился на околице в покосившемся стожке. Отлёживался, приходя в себя, слушал, смотрел, прикидывал маршрут. Деревня казалась вымершей, но кое-где дрожал воздух над дымоходами, где-то далеко рубили дрова, вяло брехала псина. Собравшись с духом, Бур рванулся к ближайшему двору, к воротам, украшенным вставшими на дыбы коняшками, толкнул калитку.

К дому вела дорожка, выложенная потрескавшейся плиткой. Под навесом чёрными башнями громоздились лысые автомобильные покрышки, ржавели велосипедные рамы. Около пустой конуры ковырялись в земле грязные молчаливые курицы. У Бура заныло под ложечкой. Он заставил себя подняться на крыльцо и негромко постучаться в дверь.

Скрипнула щеколда, дверь открылась.

– Здравствуйте, – сказал Бур, едва не выдав по привычке «добрый вечер».

Перед ним стояла дебелая несимпатичная тётка. Может, и ненамного старше самого Бура, но потухшая, безучастная, внутренне записавшая себя в бабки.

– Кто такой? – с подозрением спросила она.

Слова застряли в горле, и Буру пришлось выталкивать их через силу:

– Сын ваш… Вовчик… то есть Володя…

– А что мне… Володя? – недобро спросил тётка, уставившись на Бура бледными выцветшими глазами. – Знать его не хочу. Хоть бы раз о матери подумал, прежде чем лезть куда не просят. Ладно, заходи, раз пришёл.

Повернулась, пошла в комнату, ткнула пальцем в коврик:

– Тапки.

Бур шагнул через порог, замешкался.

– Так убили его, – сказал он. – В бою.

Тётка замерла, не оборачиваясь, лишь наклонила голову вбок. Будто прислушивалась. Потом обернулась и повторила требовательнее:

– Тапки. Мой руки и к столу садись.

Бур не собирался здесь задерживаться, но пришлось послушаться. Он под умывальником оттёр от грязи лицо и руки, прошёл в комнату к столу, сел на краешек табурета.

– На-ка, поешь, – тётка, косясь на автомат, поставила перед Буром чугунок каши, крынку молока, тарелку с ложкой, щербатую сервизную чашку. – А я сейчас. Самогонки принесу. Помянуть же надо, да?

Её лицо оставалось непроницаемым как маска. Ни слезинки, ни малейшей эмоции. Буру сделалось не по себе. Он кивнул. Придвинул тарелку.

Мать Вовчика вышла в сени. Хлопнула дверь. Каша оказалась чуть тёплой, а молоко подкисшим, на грани. Когда Бур входил в дом, закат уже догорал, а теперь враз наступила ночь. Уличного освещения в Тяжном не было. Снаружи послышалась резкая невнятная речь. Кто-то мазнул лучом фонарика по кружевным занавескам.

– Там он! – раздался голос тётки. – «Калаш» у него.

– Не дури, сепар! – крикнули с улицы. – Просто руки подымай и выходи. Не хватало ещё пальбу устроить. Давай, не тяни!

Бур дёрнулся от окна, на четвереньках прополз в сени, приоткрыл дверь. В темноте двора клацнул затвор. Отхода не было. По-дурацки вышло.