Читать «Женщины Цезаря (вр-4)» онлайн - страница 115

Но фимбрийца не так-то просто было провести. Клодий был враг — и намного серьезнее, чем любой армянин, сириец или кавказец. Поэтому после того, как улыбка исчезла с лица Клодия, Силий сохранил скептицизм.

Клодий почти ожидал именно такого развития событий. Это входило в его план. За те четыре года, что он слонялся по Риму, он обратил внимание на то, что те, кто ниже его по положению, с большим подозрением смотрят на любого высокорожденного. Они не могли понять, почему какой-то высокорожденный хочет посещать трущобы.

Клодий, никем не руководимый, отвергнутый своим классом, отчаянно желавший делать хоть что-то, поставил себе целью устранить недоверие к себе. Сознание достигнутой победы согревало его. И еще он обнаружил, что ему нравится находиться в такой компании. Ему нравилось чувствовать, что он лучше образован и умнее присутствующих. Это давало ему преимущество, которого он был лишен, находясь среди равных. Он ощущал себя гигантом. Всем своим видом он давал понять: вот знатный человек, которого действительно волнует судьба простых людей, вот аристократ, которому нравятся простые люди, их жизнь. Он знал, как втереться к ним в доверие и чувствовать себя среди них как дома. Он наслаждался новым способом лести.

Его метод заключался в разговоре. Никаких громких слов, никаких небрежных ссылок на греческих драматургов и поэтов, ни одного намека на то, что эта компания, или это вино, или его окружение ему не нравятся. И пока он говорил, он усердно угощал аудиторию вином, делая вид, что и сам много пьет, но внимательно следил за тем, чтобы оставаться самым трезвым в комнате. Он умел притвориться очень пьяным. Он валился под стол, падал со стула, выбегал из комнаты, делая вид, что его рвет. Первый раз, когда он попытался заговорить со своей намеченной жертвой, все держались довольно сдержанно. Но он пришел во второй раз, потом в третий, потом и в четвертый… Он ходил до тех пор, пока даже самый осторожный из компании не вынужден был признать: да, Публий Клодий действительно замечательная личность, совсем обыкновенный парень, который просто имел несчастье родиться знатным. После того как доверие было установлено, Клодий почувствовал, что может манипулировать всеми, как хочет, — при условии, что никогда не выдаст своих тайных мыслей и чувств. Он быстро понял, что перед ним — неотесанные, необразованные парни, отчаянно жаждущие похвалы тех, кто выше их. И только и ждут, чтобы ими кто-то занялся.

Марк Силий и Луций Корнифиций ничем не отличались от прочих завсегдатаев римских таверн, даже если они и оставили Италию в семнадцать лет. Суровые, жестокие, безжалостные — да. Но Публию Клодию эти двое центурионов казались податливыми, как глина в руках скульптора. Он был уверен в успехе. Это совсем легко…

Силий и Корнифиций признались себе, что Клодий им нравится, что он их забавляет. И Клодий стал делать вид, что дорожит их мнением. Он стал спрашивать, что они думают о том, об этом, всегда выбирая вещи им известные, позволяя им чувствовать себя знатоками. Он притворялся, что восхищается ими — их энергией, их выносливостью в солдатской службе, очень важной для Рима. Наконец он стал равным им, их другом, одним из мальчиков, светом в темноте. Он был одним из них, рассуждали центурионы, но как один из нас он сможет обратить внимание Сената и комиций на наше ужасное положение. О, он молод, почти мальчик! Но мальчики вырастают, и, когда ему будет лет тридцать, он войдет в священные порталы Сената, он поднимется по cursus honorum так же беспрепятственно, как скатывается вода по полированному мрамору. В конце концов, он — из Клавдиев, он представитель семьи, которая много поколений существования Республики давала Риму консулов. Он — один из них. Но и — один из нас.