Читать «Желудь на ветру. Страницы конспекта студенческой житухи.» онлайн - страница 12

Олег Васильевич Измеров

— Боже, какой ужас!

— Ужас, Маврикиевна, ужас! Я ему так и ответила, что если жизнь эту свою пропащую не кончит, пусть домой не появляется.

— И что же он?

— Он? Это я тебе лучше в другой раз расскажу, а то некогда, порыла я!

— Что вы роете?

— Не что, а куда! В магазин порыла я, пошла, значит. Врубилась?

— Во что?

— И! И! Тебя, видно, не перевоспитаешь. Сколько ни говори, все без толку!

— А зачем вам меня перевоспитывать?

— Да уж верно, лучше не браться. Живи, как знаешь, а я пойду. Прощай, Вероника Маврикиевна!

— Хо-хо! Прощайте, Авдотья Никитична!

ПАНТЮХИН И БУТЫЛКИ Куда бы ни поехал Пантюхин на практику, всюду у него возникали проблемы с бутылками.

Скажем, в Полтаве главной трудностью было, куда девать пустую бутылку. Полтава — удивительно чистый город, просто бросать посуду было неудобно и приходилось искать урну. Оставлять же бутылки в деповской общаге — девятиэтажке было весьма рискованно: оттуда запросто могли выселить и в деканат написать. Особенно после того, как предыдущая группа, побывавшая на практике, выломала в этой общаге дверь. Вот и приходилось Пантюхину каждый раз брать пустую бутылку на работу в депо и там закидывать на свалку.

И, когда практика заканчивалась, то студенты с депо рассчитывались, и, разумеется, это дело хорошо отметили. И после этого четыре бутылки остались.

Хорошие такие бутылки, из тонкого стекла. Одну такую как-то с аванса и большой жажды Пантюхин взял. И еще одну пива. И, как пришел в общагу, то по простоте кинул авоську на кровать, а когда звякнуло, было уже поздно. Причем пиво уцелело, а все остальное пропитало пантюхинский матрас, и он целую неделю испытывал танталовы муки от запаха, поскольку денег на другую бутылку у него уже не было.

Вот такие четыре бутылки тонкого стекла и остались. А все, главное, уже хорошо отметили, и сидят и смотрят на эти бутылки, поскольку никому не хочется по ночи идти на улицу и искать место, где их можно безопасно выбросить. А с утра на дизель успеть надо и везти их с собой, чтобы бросить по дороге, тоже никакого желания нет.

И тут Пантюхин встает и решительными движениями выкидывает все четыре пузыря прямо в окно.

Все так и ошалели. Под окнами деповской общаги располагался аккуратный и абсолютно чистый зеленый газон. За время практики никто не видел на нем даже окурка. Пантюхин уверял, чтио этот газон как настоящая английская лужайка. Хотя настоящих английских лужаек он сроду не видел.

Родившаяся у всех мысль, что утром комендант общаги, увидя осколки на газоне, направит ректору письмо о неслыханном акте вандализма брянских студентов, совершенных на земле братской Украины, потрясла воображение. Свет был мгновенно погашен. Расходились молча, поодиночке.

Утром Пантюхин выглянул в окно — а на газоне ничего нет. Подмели.

Вот какой чистый город Полтава.

А Новочеркасск — совсем другой город. Пыльный. И произошла там совсем другая история.

Поселили битмовских практикантов в общаге Политехнического Института. Общага была старая, в виде буквы "П", и в центре этой "П" стоял железный помойный ящик размером с гараж, с квадратной дырой на крыше. И каждую ночь, когда кремлевские куранты по радио начинали бить двенадцать часов, местные студенты открывали окна и кидали в этот ящик пустые пузыри, целясь в дырку. И когда попадали, то в мягкое, а когда нет, то со звоном. А поскольку кидали не только с окон, но и с бодуна, то звенело так, что все собаки разбегались. Ну, а наши мужики, они как раз со смены. За смену, значит, одни кабеля разделывают, другие вяжут жгуты, третьи с какими-то хрониками трубы гнут, и, чтоб заработать, остаются на полторы смены. А после этих полутора смен пока трамваем доползешь, пока чаю согреешь, пока туда-сюда, в картишки и покурить, и, значит, только ляжешь спать, а тут такая ерунда.