Читать «Железный поход. Том третий. След барса» онлайн - страница 2

Вот и теперь, единожды бросив вызов судьбе, как суровую клятву, тянул слова древней абреческой песни Дзахо, неторопливо и монотонно вжикая о камень свой дедовский кинжал.

…Уа-лай-ла я-ла-лай…

Его мягкою постелью была черная земля…

Подушка его – чинаровые корни…

Одеяло – синее небо…

От голода он ел кизиловый лист…

От жажды пил росу…

Когда туман спускался на равнины – уходил в горы…

Когда туман в горах – уходил с конем на равнины…

По ущельям шел волчьим скоком…

На вершинах слушал голоса водопадов и орлов…

Родной его брат – винтовка… сабля – сестра…

Уо-да-дай, я-да-дай, да-дай-я, да-дай.

Уо-да-дай, я-да-дай-и-и-и…

Нукка Тюркаев был пятым кровником, с которым Дзахо свел счеты. Пятой зарубкой на прикладе его ружья, не считая застреленного им могущественного Тахира, коий пролил кровь Омара-Али, сына кузнеца Буцуса. Да… пятым… Но после сего деяния багровые тучи розовой мести еще плотнее, еще гибельнее сошлись над папахой аргунца.

Дзахо вспомнил последние рваные хрипы-угрозы кровника:

– Воллай лазун!.. Обошел ты меня… Такое не удавалось еще никому!.. Но знай… собака, теперь за твоей головой будут охотиться по меньшей мере триста стволов и кинжалов! Биллай лазун! Где бы ты ни был… тебя найдут и порвут на куски… Не рыскай возле Бамута! Там живет твоя смерть…

Бехоев был горец, со всеми чертами истинного горца, а стало быть, настоящего мужчины. Родина-колыбель его Аргуни – неподалеку от Ачхой-Мартана и Шали, неподалеку от Гудермеса, чуть далее от Ведено и Курчалоя – в Чечне все рядом и все далеко из-за ичкерийских гор и ущелий, из-за священных для мусульманина праздников и кровной вражды. А потому Дзахо знал: кавказцы-кровники любят, чтобы последнее слово оставалось за ними – такова натура горского характера, таков закон гор. Особенно если эти люди чеченцы…

Знал Дзахо-абрек и другое: всякое зло, всякое насилие имеет предел, установленный адатом и шариатом; знал, что два этих свода предков – есть дело и слово правды и справедливости в тех формах, кои установил родовой строй еще в седые, незапамятные времена. Но ныне по всему Кавказу гремела война с неверными, с Белым Царем… и ее алые реки смывали все правила и каноны. Месть Ахильчиевского тейпа не остановит ни адат, ни шариат, ни почетные старцы, которые будут торговаться о маслаате, чтобы прекратить братоубийственную канлы.

Один лишь человек на Кавказе мог теперь положить конец этой кровной мести. Великий Шамиль из Гимры, владыка гор, третий имам Дагестана и Чечни, щит и меч горцев… Но не по его ли молчаливому согласию мюриды Джемалдин-бека – маленького падишаха – покарали жителей Аргуни?.. Не по его ли суровому решению золотая сабля Ахильчиева снесла голову праведнику Абу-Бакару?! Старцу было за сто зим. Старый Абу-Бакар под саблями шамилевских мюридов не просил пощады. Он был первым человеком в Аргуни. Он помнил первого имама Кавказа Кази-муллу. Он лично знал второго имама Гамзат-бека. Он один помнил до седьмого колена аргунских дедов и прадедов, как суры Корана…