Читать «Жаркой ночью в Москве...» онлайн - страница 4

Хорошая жизнь была!

Я поставил на магнитофон кассету с «Роллингами» «Ангел», выпил джин (я всегда выпиваю джин, когда к чему-нибудь, во время – я уважаю белую «Ганчу», а после – рюмку коньячка) и снова выглянул в окно. Внизу назревали какие-то события. Я выключил магнитофон. Нужно же быть в курсе событий, происходящих под твоим окном жарким вечером в Москве. А там два мужика тихо сами с собой вели беседу. Но не настолько тихо, чтобы на пятом этаже не было слышно.

– Ты у Руфы был?

– Был. Она на дежурстве.

– Так она что, Верке ничего не сказала?

– Сказала. Но Верка думала, что это для Загаллы, и отдала.

– Для какого Загаллы?! Загаллу два часа назад увезли в вытрезвитель!

– Ну. А час назад оттуда мент и приезжал. Она ему для Загаллы и отдала. Так что она не при делах.

– А к Зинке? У нее всегда есть.

– Не, к Зинке сейчас нельзя, у нее Сюля временно помер.

– Как так – временно? Я его двадцать минут назад видел. К Симке из шестого шел.

– Это вполне. Сюля пришел домой, а Зинка с Пончиком. Ну, ты Сюлю знаешь. Он же гордый, он же когда-то в мукомольный техникум поступал. Так он почти всю водку забрал, сказал «Я для тебя умер» и ушел к Симке. А Зинка расстроилась, они же с Пончиком просто так, без ничего такого чтобы. Вот остатками водки Сюлю и поминают. Я было сунулся, но Пончик говорит: «Стыда у тебя, можно сказать, нет, Штопор, у человека, можно сказать, горе. У нее, можно сказать, муж помер, а ты к ней за водкой. Сюля всю водку, можно сказать, в могилу забрал. Одну только бутылку, можно сказать, оставил на поминки. Он же не зверь какой, можно сказать». Вот так вот сказал Пончик, – доложил ситуацию Штопор и замолчал.

Я не видел, но очень печально замолчал. Стоит молчит. И второй стоит молчит. Оба стоят молчат. Очень печально молчат. Но я ж тоже не зверь какой. Я хоть и еврей, но русского человека, когда ему – выпить, а нечего, очень даже понимаю. Потому что в России рожден, и я ее тонкий колосок. Который, когда ему – выпить, а нечего, засыхает. А засуха в России – национальное бедствие. Вы же помните горбачевский террор.

– Мужики! – заорал я сверху. – Вы в монастырь ходили?

– А чего это мы в будний вечер пойдем в монастырь, когда он и по воскресеньям закрыт? – спросил конфидент Штопора по кличке Консервный Нож. А кличку такую он получил, так как был слесарем в ЖЭКе и по просьбе нуждающихся вскрывал входные двери отдельных квартир района без согласия их хозяев.

– А того, – ответил я, – что Симка как раз и проживает в шестой келье монастыря, и весь Зинкин водочный запас вместе с Сюлей перешел к ней.

Только я их и видел. Ведь русскому человеку что: дай перспективу – он горы свернет. Для будущих поколений. Быстрые реки запрудит, темные леса – под корень, зеленые долы распашет так, что на них уже ничего расти не будет. Я знаю. В пятьдесят седьмом целину поднимал. И там сейчас пыль, пыль, пыль от шагающих сапог. И за ней абсолютно не видно подрастающих поколений. Потому что в пыли они не растут.

Так что Штопор и Консервный Нож свинтили, чтобы схватить вышеупомянутую мной перспективу за горло и в песочнице «Пьяного дворика» встретить наступающую ночь. И я смотрел в нее, всем кожным покровом своим, а также и волосяным ощущая ее приближение. Фонари в переулке горели крайне неназойливо; по-около бордюров тротуаров, готовясь ко сну, скатывался калачиком тополиной пух. Тщательно вылизывал себя безымянный кот, намыливаясь к походу на чердак дома 11/17, где у котов было подобие борделя…