Читать «Жадина» онлайн - страница 35

Дарья Андреевна Беляева

Но это потом, сначала я напишу письмо. У меня в зубах конверт, а на коленях книга и сверху нее лист бумаги. Вот как я неудобно пишу, от этого мой почерк получается еще хуже, как будто дрожит.

Я пишу:

«Милая моя мама, я уезжаю в Анцио с друзьями, потому что мы молодые и хотим веселиться. Я люблю тебя, папу и Атилию, и я рад, что все хорошо. Вернусь через неделю или больше. Очень хочу еще побыть с вами, но молодость скоротечна, об этом все говорят. И хотя как раз для тебя молодость вечна, я уверен, что ты войдешь в мое положение. Передай папе, как я люблю его и сестре, что ее тоже. Не волнуйся за меня, я буду очень осторожен! Люблю тебя, мама».

Я не пишу, что я ее сын и Марциан, потому что это она и без меня знает. Мне не стыдно писать ей о том, что я люблю ее, ведь это правда. Но то, что мы сделали все равно никуда и никогда не исчезнет. Будет болезненной раной, к которой каждый из нас боится прикоснуться. Я почти хочу попросить ее, чтобы она рассказала папе. Может быть, она и сама расскажет. Или я расскажу. Думать об этом так сложно, и я все время прячу эти мысли, сминаю их, как фантики от конфет, и выбрасываю. Но фантики от конфет исчезают навсегда, а мысли возвращаются снова и снова. Вкладываю письмо в конверт, и Юстиниан заглядывает мне через плечо.

— Ты серьезно?

— Я ничего не сказал, — говорю я. — Поэтому я не серьезно.

— Ты будешь писать родителям о том, что уезжаешь? Они ведь будут тебя искать.

— Но не найдут, — говорит Ниса. — Он же не покупал билет.

— В любом случае, письмо это странно. Ты же не барышня из прошлого века. Если бы ты хотя бы объявил в письме о своей помолвке, это показалось бы стилизацией.

— Отстань, — говорю я. — Я не могу позвонить. Потому что они поймут, что я вру. Или я не захочу их расстраивать и сам все скажу. Мне нужно быть стойким.

— Да, — говорит Юстиниан. — Пожалуй, я отстану и схожу за едой. Офелла, ты со мной?

Но Офелла молчит. Она тоже что-то пишет, только ожесточенно и в толстой тетрадке. Ее светлые волосы гладят бумагу, когда она ниже склоняется над текстом. А когда Офелла убирает пряди за ухо, чтобы не лезли в глаза, я замечаю, что у нее по носу рассыпаны едва заметные веснушки, такие светлые, что хочется коснуться их краской.

Она не обращает внимания на слова Юстиниана, словно не слышит.

— Хорошо, — вздыхает Юстиниан. — Ниса, тебе не предлагаю сходить со мной за едой, ведь твоя еда пишет своей мамуле письмо.

— Ты обещал отстать, — говорю я.

— Ты прав, человек моего масштаба должен выполнять обещания.

Когда Юстиниан уходит, мы с Нисой переглядываемся. Вовсе не потому, что хотим порадоваться тому, что Юстиниан нашел себе дело. Я говорю первый:

— Ты думаешь, они сестры? Мама говорила, что ее сестра покончила с собой. Они очень любили друг друга, и мама до сих пор не может смириться с тем, что тети больше нет. А если она есть?

Ниса передергивает плечом. Движение выходит слишком дерганное, чтобы показаться безразличным.

— Я не знаю, Марциан, — говорит она. — Моя мама никогда ничего не рассказывала о себе. Она вообще не очень охотно со мной говорит.