Читать «Жадина» онлайн - страница 152

Мы с мамой и папой гуляем уже два часа и очень устали, так что сидеть у фонтана здорово. У нас пластиковые, золотого цвета креманки с мороженным, на них тот же мудреный парфянский орнамент, в котором видится всякое, и это красиво, а мороженое — очень вкусное. У мамы карамельное, у папы мятное, а у меня лимонное. На лимонном, теряющем свою форму кружочке моего мороженого лежит мармеладка, она одинокая, как взобравшийся на высокую гору путешественник, и мне жалко ее есть.

Папа говорит:

— Октавия, когда ты утверждала, что здесь совершенно невозможным образом жарко, я думал, что ты не совершишь эту ошибку в выборе десерта.

Мама ложечкой подцепляет мороженое, на котором тонкая волна карамельного соуса.

— С чего ты взял, мой дорогой, что я совершила ошибку?

— Судя по тому, что ванночка с карамельным мороженым была нетронута до тебя, ты первая, кто предпочел его сегодня.

— Общество, законы рынка, и даже биохимические реакции в моем организме не детерминируют мой выбор.

— Инсулиново-триптофановая зависимость детерминирует твой выбор.

Они смеются, и на обоих сразу становятся заметными лучи солнца. У папиных зрачков красные точечки, берущиеся от отсвета, источник которого я не могу увидеть, хотя то и дело оборачиваюсь.

Я вожу пальцами по воде, как будто я водомерка. Хотя у водомерки, конечно, нет пальцев. У нее есть длинные лапки, из-за которых водомерка выглядит жутковатой. На самом деле она вполне добрая. Мама говорит:

— Хотите попробовать?

А я говорю, что меняюсь мармеладкой на карамельный соус. Папа добровольно отдает мне листик мяты, и теперь на вершине моего лимонного шарика что-то природное.

Я говорю:

— Там был одинокий мармелад, а теперь листок мяты. Значит, вырос лес.

— Лес на лимонной горе, — говорит папа.

— Звучит, как название романа твоего друга Юстиниана, — говорит мама. А папа добавляет:

— Однако, не хватает названия какого-то наркотика.

Мы смеемся, а потом я говорю:

— Он правда талантливый.

Мама говорит:

— Очень.

А папа говорит:

— Думаю, мое восприятие не заточено для того, чтобы улавливать тридцать процентов его речи.

Мы болтаем, словно бы просто приехали на отдых, и они совсем не ругают меня. С одной стороны я счастлив и страшно по ним соскучился, а с другой стороны я чувствую себя обманщиком.

Я опускаю руку и достаю из фонтана монетку, чтобы больше сюда не вернуться, кладу ее в капкан кармана.

Я говорю:

— Простите меня.

Мама и папа перестают смеяться, а папина ложка замирает в мятном мороженом.

— Милый, ты ведь понимаешь, что…

Но я не даю маме закончить, я говорю:

— Я не должен был сбегать так. И вообще сбегать. Если бы я был честным, ничего этого не случилось бы.

Они переглядываются, а потом обнимают меня за плечи, руки их встречаются, и оба они придвигаются ко мне. Я смотрю на папу. Папа любит видеокамеры, петь и меня. Мама любит сладкое, сцеплять пальцы и меня.

Мне становится так стыдно. И я все еще не могу рассказать им всей правды. Не могу рассказать, что теперь Ниса не съест меня, потому что не станет взрослой. А вообще-то должна была. Понимаю, что теперь мы с ней в пограничной позиции, не там и не здесь, ровно на той черте, где оба несвободны. Понимаю, как родителям страшно, что она пьет мою кровь, но они и половины всего не знают.